Атака легкой кавалерии

Идея пригласить в Крым потомков российской аристократии, провести с их участием ассамблею и тем самым символически вернуть в Россию путем, которым покидали ее их предки, пришла в голову руководителю Института стран СНГ Константину Затулину. И была реализована в короткие сроки, с некоторой даже лихостью и на мощном эмоциональном подъеме — так в Россию возвращался и сам Крым, тоже эмигрант.

Начать с того, что речи и доклады звучали в Ливадийском дворце, любимом дворце Николая Второго, в котором прекраснодушный император рассчитывал с семьей прожить остаток дней после отречения. И в котором красный император Сталин, меньше, чем через тридцать лет после опрометчивого шага царя, делил послевоенный мир наравне с Рузвельтом и Черчиллем. В окнах дворца роскошно синело Черное море. И драматические стихи Николая Туроверова — о коне, который преданно плыл за хозяином, сами собой приходили в голову. А тут еще один из гостей Дмитрий Де Кошко вместо доклада взял да и прочел строки из дневника своей родственницы, которая покидала Севастополь, «впопыхах», не запасшись даже манной крупой для пропитания дитяти… Слезы душили его и присутствующих. Словом, всё было трогательно — и то внимание, с которым к ассамблее отнеслись руководители Крыма.

С докладом выступил сенатор Сергей Цеков, а представители аристократических фамилий были приняты председателем Госсовета Республики Крым Владимиром Константиновым, и. о. губернатора Севастополя Сергеем Меняйло и героем Третьей обороны Алексеем Чалым, который по привычке больше молчал, но наверняка думал, как вплести эту весьма своеобразную дворянскую ноту в технологии крымского будущего.

Вообще, было произнесено в эти дни много правильного, а подчас и удивительного. Александр Трубецкой вспомнил о деятельности правительства Врангеля, которое в обстановке революционного пожара и урагана, у мрачной, так сказать, бездны на краю, демонстрировало чудеса заботы о будущем. Подзуживаемая, подогретая до кипения большевиками вулканическая народная лава, повторяя крымские геологические особенности, выжигала людей с фамилиями Трубецкой, Долгорукий, Шереметев, Шаховской, Нахимов, Врангель, Перелешин, Воронцов-Вельянинов с полуострова и из России, а правительство Врангеля намеревалось провести в жизнь весьма солидный, здравый с его точки зрения законопроект о передаче земли крестьянам. С выкупом в течение пяти лет. Стоимость же выкупа должна была варьироваться в зависимости от усердия крестьянина на земле. Я так и вижу: тут красные Перекоп штурмуют, а тут… Выкуп, закладная, «товарищ министра», «в зависимости от усердия».

Что-то в этом радении было странное, высокое, губительно-притягательное. И кстати, сам барон Врангель это прекрасно понимал, параллельно готовил последнее отступление — в случае неудачи с запоздавшим декретом о земле. Было в этом сколь аристократическое, столь и крестьянское, от народной мудрости, вроде «Помираешь, а рожь сей». Так же здесь, в Крыму, в долине, где ныне виноградники, в Крымской войне гибла знаменитая английская кавалерия. Исполнение долга, присяги, предназначения было превыше здравого смысла. Не понявши странного приказа, но не в силах его не исполнить, герои знаменитой баллады Альфреда Теннисона поскакали на пушки — и погибли, ополовинив разом список самых аристократических военных фамилий Великобритании. Их подвиг, кстати, благородно отмечен на севастопольской земле среди подвигов русской воинской славы — отдельным обелиском, ибо не за территории воевала тогда Россия, а, говоря словами «Воззвания» Николая Первого, за справедливость.

Но если взглянуть на дело иными глазами, то обнаружится, что мужество и исполнение долга, возвышенность чувств и долгая поэтическая жизнь не всегда залог стратегического успеха. И такие далекие от аристократизма граждане, как Сталин, или, напротив, отпрыск знатнейшего рода Черчилль каждый по-своему, но это понимали. В кулуарах ассамблеи вспоминали, как кавалеристов российских, в ходе уже Великой Отечественной войны, вооружали расконсервированными шашками и саблями, оставшимися на складах от царской армии. Семен Буденный глянул на такую саблю — и побежал прямиком к Сталину: оказалось, что на клинке было предусмотрительно выгравировано «За веру, царя и Отечество!». «Что делать?» — спрашивал взволнованный военачальник, видя опасное идеологическое отступничество. На что кровавый, но умный и прагматичный тиран задал свой вопрос: «А что, товарищ Буденный, хорошо ли рубят эти сабли?» У Буденного, который и сам успел геройски послужить в царской армии, претензий к качеству сабель не было. «Ну, тогда пусть рубят за веру, царя и Отечество», — постановил главковерх, а сам, судя по дальнейшим событиям, задумался над тем, что саблями, даже самыми идейно выдержанными, железный поток не остановить. Ему ли, в известной степени натренировавшемуся на фронтах, в том числе и против Врангеля, было не знать?

Пожалуй, самым ярким событием второго дня ассамблеи стало посещение потомками русской аристократии флагмана Черноморского флота ракетного крейсера «Москва», до отказа начиненного ракетными комплексами «Форт», «Вулкан», «Оса», а также разного типа артиллерией. Офицеры корабля, в парадной форме и при кортиках (как раз был день рождения Черноморского флота), ответили на многочисленные вопросы гостей. А те как-то промолчали в ответ на вопрос-размышление одного из офицеров: «Вот как у нас сейчас получается? Мы свято храним традиции русского воинского подвига, вот и святой праведный воин адмирал Ушаков у нас в корабельном храме — главная икона. Но и героев Красной Армии, советского периода мы не забываем. И роль всех тех, кто сохранил Россию до наших дней независимой, а теперь еще и Крым присоединил обратно, уважаем. Это же у нас всё умещается в одной голове, правильно?»

По тишине, наполнившей крохотный корабельный храм, стало ясно, что у лейтенанта-то помещается, а вот у потомков — не всегда. Как-то периодически всплывает история с манной крупой. И граф Петр Шереметев, позже произнося тост за столом, где на почетном месте были и макароны по-флотски, не случайно, по-моему, заметил, как нелегко ему было вернуться впервые в Россию еще «при Советах». И что не все единоверцы, соратники и друзья по несчастью его поняли тогда.

Виктор Лупан, главный редактор газеты «Русская мысль», объяснил эти противоречия тем, что под личиной политической борьбы скрывается борьба цивилизаций. То есть вовсе не либерализм боролся с коммунизмом, боролись всегда против России во всех ее многообразных обличьях. Особенно легко доказывать это на примере украинского кризиса. Что, собственно, предлагала все это время Россия Европе? Союз — от Лиссабона до Берингова пролива. Ресурсы в обмен на технологии. Олимпиаду и всяческое благорасположение. А получила? Конфликт под боком, угрозу санкций, напряжение, граничащее с холодной войной. Бескровное же возвращение Крыма, несмотря на фон из множащихся жертв в Одессе, Славянске и Мариуполе, продолжает оставаться для европейской общественности лучшим доказательством агрессивных намерений России.

Потомки обещали свой, пусть не самый звучный, легко-кавалерийский, но чистый голос неизменно ставить на службу России — разъяснять европейцам (а их языками они владеют так же хорошо, как и русским), что негоже опять лепить из нашей родины медвежий образ врага. Их благословил на это отец Георгий Поляков, настоятель Свято-Никольского храма и хранитель Братского кладбища в Севастополе. Он не раз выходил в море на крейсере «Москва», написал книгу о Севастопольской обороне.

Ассамблея закончилась — что же осталось? У кого как, а у меня укрепилось чувство, что хоть и проблем у возвращенного Крыма невпроворот, но российский поход за справедливость после долгого перерыва продолжается; будем надеяться, что к ее славе.