Константин Затулин: Украинская политика России должна быть честной и активной

Прошедшие 25 мая выборы мэра Киева и Киевского совета значительно поменяли украинский политический ландшафт. Если считать их результаты срезом общественного мнения, то очевиден кризис крупнейших политических сил, а также подтвердилась неодинаковость различных частей Украины.
Украина в гораздо большей степени разнонаправленная, разновекторная страна, чем Россия. В России нет западной и восточной России. Да, есть Сибирь и Дальний Восток, и там голосуют примерно так же, как голосуют в Центральной России. Кто-то за коммунистов, кто-то за «Единую Россию». А Украина четко делится как минимум на два региона. То есть Украина культурно своеобразная, и надо было учитывать это в строении государства. На Украине это как не учитывалось, так и не учитывается. Украина является унитарным государством, хотя она еще более беременна федерализмом, федеративным демократизмом, чем Россия. Мало того, будучи унитарным государством, она вынуждена признавать наличие в этом унитарном государстве Автономной Республики Крым. Как это может одновременно и одномоментно присутствовать, это никто не может объяснить.
Убежден, что на Украине гораздо больше конкретно политических поводов для федерализма, чем у Российской Федерации. У Российской Федерации, будем откровенны, повод для федерализма связан с нашей традицией уважения национальностей, восходящей к советским временам. У нас есть национальные республики, и они, конечно, уравнены в правах с обычными областями и краями, но пока республики существуют, а они будут долго существовать, они будут диктовать необходимость федеративности в России. На Украине не менее острые межнациональные и внутринациональные проблемы. Поскольку украинцы на западе исходят из одних ценностей, на востоке — из других. Поэтому должен быть минимум не отчуждаемых в пользу центральных властей прав регионов. Речь идет о языковой проблеме, о нормативе отчислений в центральный бюджет и др. Сегодня мы сталкиваемся за весь период истории Украины с противоестественным фактом: тот, кто платит, не заказывает музыку. Платит за развитие Украины восток Украины, а музыку, то есть государственную политику, заказывает запад Украины. Это противоестественно. Сегодня в любой момент власти Украины, представляющие запад Украины, готовы рискнуть интересами востока Украины, не только политическими, но и экономическими. Политический курс Украины, ведущий на разрыв с Россией, наносит прямой удар по экономическому потенциалу восточных областей. Но правительство и президент Украины готовы свободно рисковать: «А зачем нам эта военная промышленность?»
Реальный путь развития государственности — это развитие федеративных начал и признание федерализма не как предлога к сепаратизму, а прививки от распада Украины, который бесконечно каждый раз воспроизводится в ходе политических кризисов.
Если мы в самом деле, а не на словах, считаем, что лучше было бы, чтобы Украина была целостной, тогда надо признать необходимость федерализма. Что такое федерализм, что такое федерация? Федерализм — это территориальная форма демократии, то есть демократия во всей ее полноте. Если Украина будет демократическим государством, то рано или поздно мнение русского, русскоязычного населения, выходящего на авансцену, мнение вообще населения Украины будет учтено. Сегодня абсолютно не учитывается мнение населения Украины в вопросе о НАТО, других вопросах, потому что его игнорируют представители власти: а мы-де лучше знаем, что нужно Украине.
Если говорить о Партии регионов, то по крайней мере с 2004 года требование федеративности содержится в официальной программе партии. Из программы Партии регионов ни требование о федерализме, ни требование о русском языке с 2004 года не выпадают. Новая программа и устав партии, принятые на съезде, прошедшем в апреле 2008 года, только подчеркнули официальную партийную программную установку о необходимости второго государственного языка, внеблоковой Украины и о развитии самоуправления регионов. Но почему они этого до сих пор не добились? А потому что, во-первых, это встречено в штыки западом Украины, а представители востока не были достаточно последовательны, чтобы ставить эти требования во главу угла своей политики. Они искали компромисс с западом на почве личных, групповых интересов, вместо того чтобы заниматься тем, чем занимается запад. Запад реализует свою модель строительства Украины, восток должен был противопоставить ему свою модель. И где-то возник бы компромисс. Партия регионов этого не сделала, она заключала компромиссы по второстепенным вопросам, и это сегодня выходит ей боком.
Но если быть объективным, то повторю, что из программных установок Партии регионов принципиальные установки никуда не выпадали. И это является одной из причин, по которым мы продолжаем борьбу за Партию регионов. Мы из России, «Единой России», продолжаем борьбу за огромный массив избирателей, которые голосуют за Партию регионов, за партийные массы Партии регионов, за влияние на руководство Партии регионов. Это непростая борьба, но разве лучше было бы, если бы мы от нее отказались, уступив какому-нибудь послу Тейлору или политтехнологам из США свой потенциал влияния?
Я назвал только первую из трех абсолютно очевидных для меня задач нашей украинской политики. Первая задача — это демократизация Украины. Подлинная, а не мнимая, потому что только демократическая Украина дает нам возможность опереться на мнение граждан Украины, а не просто какой-то верхушки. Элита в большинстве государств СНГ, как правило, предатели по отношению к идее интеграции. А народы на этом пространстве как раз стремятся к интеграции, к общей жизни. И вся наша линия должна перебросить мостик от наших властей к их народу. Вот что мы должны осуществлять. И только демократизация дает этот шанс.
Вторая важнейшая наша задача — это языковый демократизм на Украине и придание русскому языку статуса второго государственного. Почему мы обязаны этим заниматься? Можно ограничиться простым ответом, что там наши соотечественники, мы о них думаем и поэтому хотим, чтобы они и их дети так же, как и мы, могли свободно общаться не только сегодня, но и через сто лет на русском языке. Это естественное требование, оно носит экстерриториальный характер. Но я сейчас не об этом естественном требовании, которое признано любым международным документом, — праве на родной язык. Я сейчас хочу сказать, что государственность русского языка не разрушает независимость Украины. То, что сегодня является для националистов Украины своего рода страшилкой, — вот русский язык, если будет государственным, то прости-прощай, Украина, завтра она вольется в состав России, — это паранойя. Мы знаем примеры государств, в которых несколько государственных языков — Канада, Швейцария, Финляндия и т.д. Итак, независимости Украины наличие русского языка в роли второго государственного не угрожает. А чему угрожает? Оно угрожает проекту создания антироссийского государства Украина. Этот проект, который называется галицийским, который заквашен на землях Австро-Венгерской империи еще до Первой мировой войны и связан с идеей «галицийского Пьемонта», вокруг которого будет объединяться Украина.У него была своя плеяда идеологов, многие из которых переселились позже уже в советскую Украину и заняли высокие посты.
Власти нынешней Украины пытаются всех убедить, что в 20—30-е годы уничтожали украинцев по этническому признаку. Между тем именно в эти годы пышным цветом расцветала украинизация, и главный идеолог украинской независимости Михаил Грушевский до своей смерти в 1934 году возглавлял Академию наук советской Украины. Хотя, по меркам диктатуры пролетариата, он был одним из первых кандидатов на уничтожение, — он же возглавлял Директорию в годы Гражданской войны. Совершенно неисторично искать в голоде 30-х годов следы голодомора, то есть сознательного геноцида украинского населения. Все последствия голода были общими для всех народов Советского Союза. А на Украине масштабы этого голода дополнительно усугубились из-за того, что именно неподготовленные к делу, но национально и социалистически сознательные украинские кадры взяли в свои руки руководство сельским хозяйством, промышленностью.
Итак, второй принцип — важно, чтобы русский язык был государственным, потому что невозможно быть антироссийским государством с государственным русским языком.
Третье — опять же для многих это невдомек — это наличие церковного единства России и Украины в условиях разрушения общегосударственного и всякого иного общего пространства. Речь идет о том, что недопустимы вмешательства светской власти, как это происходит с 1991 года на Украине, в дела церкви и попытки стимулировать по политическому заказу раскол между Киевом и Москвой в вопросах православия. Причем раскол между Украиной и Москвой маскируется новоязом, раскол называется «созданием единой поместной церкви на Украине». Раскол между украинским православием и Московским патриархатом выдается за создание «единой церкви»! Начал это дело Л. Кравчук как сотрудник идеологического отдела Компартии Украины, он прежде всего обратил внимание именно на это. Логика простая: раз есть национальная независимая держава, должна быть национальная независимая церковь. Что значит независимая церковь в понимании светских властей Украины от Кравчука до Ющенко? Независимая от Москвы, независимая от Бога, но зависимая от президента Украины и его администрации. Государство, которое еще вчера боролось с религией как таковой, сегодня борется за национальную церковь, совершенно не думая о религиозных чувствах верующих. Возвращаясь к аналогии с Сербией и Хорватией, хочу сказать: мы с вами свидетели того, как уничтожали друг друга люди, говорящие на одном языке (кто учился в советских вузах, знает, — сербо-хорватский язык — это один язык). Вспомните, что происходило в годы распада Югославии между сербами и хорватами. Какие ужасные военные преступления с обеих сторон. И причина этому — разное отношение, разнокультурность хорватов и сербов, что восходит к разному выбору конфессий, в одном случае католической, в другом — православной.
То же самое происходит на Украине. Мы можем ссориться с Украиной и ссоримся по многим поводам: из-за Тузлы, из-за цены на газ и т.д. Мы знаем, что войны между Россией и Украиной не будет хотя бы потому, что мы окормляемся в одной церкви. И это воспоминание удерживает нас от последнего шага. Поэтому это не просто мелочь, это чрезвычайно важная задача нашей политики на Украине. Пусть мы размежевались, пусть мы признали независимость Украины, но при чем тут церковь, она существует 1020 лет, не надо лезть своими грязными руками в это святое дело.
Вот это три постулата, три цели нашей политики на Украине: добиваться демократизации и федерализации, признания русского языка и отказа от проповеди церковного раскола под личиной создания «единой церкви».
Как видите, в этом перечне нет блоковости или неблоковости Украины. Сейчас мы вынуждены вопрос о нейтральном или блоковом статусе все-таки поднять до уровня основных целей нашей борьбы за Украину. Потому что никакой честной игры в вопросах втягивания Украины в НАТО не существует. На протяжении ряда лет, с 2002 года, еще при Кучме, происходит постепенное втягивание Украины в формат сотрудничества с НАТО ради ее переориентации. Никакой другой линии серьезно не представлено на Украине, и это упрек не только Януковичу, но в первую очередь нам самим. Мы должны были бы предложить альтернативу. Мы не должны были в 1995 году ради сомнительных ощущений тогдашней нашей власти влезать в подписание «Партнерства во имя мира» с НАТО. Я выступал в 1995 году против нашего размагничивания в этих вопросах. Не потому, что я помешан на идее заговора. Да нет, это же простое обстоятельство: военно-политическая интеграция не может быть разнонаправленной. Она не может быть вокруг Брюсселя и вокруг Москвы одновременно. Если мы подписываем эту бумагу, которая нам ничего не дает, кроме впечатления, что мы заодно с Европой, то мы сразу открываем шлюзы Украине, Казахстану, кому угодно подписывать такие же бумаги, но только с реальным содержанием. Нас теперь упрекают, что у нас отношения с НАТО гораздо более глубокие, — на Украине это любимая тема, — что Россия на самом деле гораздо ближе в отношениях с НАТО, чем Украина. Но если быть объективным, наше сотрудничество с НАТО — это необходимость, связанная с тем, что НАТО теперь наш сосед. Мы и в советские времена совершали визиты вежливости наших кораблей в американские, английские, французские порты. Но это не отменяло факта соперничества двух систем. Есть формальная вежливость, есть необходимость придерживаться какого-то диалога в каких-то вопросах, которые неизбежно нас сталкивают. Но при этом это не означает, что мы, здороваясь с натовцами, одновременно разделяем политику НАТО в Югославии, Ираке, Афганистане…
А есть другая линия, политика Украины на вступление в НАТО. Когда вас ставят в очередь и когда следят за тем, чтобы вы еще до вступления в НАТО по сути стали еще больше натовцами, чем сами члены НАТО. Да не нужно было нам в свое время снимать табу в отношениях с НАТО для себя и давать таким образом другим играть в это. Мы это сделали. Поезд еще не совсем ушел, потому что мы сегодня, наконец, заявляем свою позицию.
Как мы сегодня действуем? Распространенным в обществе отношением к нашей политике на Украине является скепсис. Бесконечные упреки в адрес нашей конкретной линии поведения. Я могу добавить к тому, что любят обсуждать, критикуя нашу политику, очень много конкретных фактов, о которых критики даже не подозревают. Но критика критике рознь. Когда нашу политику на Украине критикует Глазьев, то я вижу критику со стороны лица, заинтересованного в большей интеграции с Украиной, и человека, который пытается лучше выстроить политику России на этом направлении. Когда я слышу критику нашей политики со стороны члена Совета Федерации Василия Думы, я вижу, что человек вольно или невольно разваливает осмысленное поведение России на этом направлении в пользу того, чтобы Россия продолжала спать и думать, что она остается в дружеских, братских отношениях с Украиной. Вот это желание не видеть происходящего, прятать голову в песок — это главный бич нашей политики на Украине, который был абсолютно характерен до 90-х годов и венцом которого является подписание и ратификация Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве. Вместо того чтобы прогнозировать будущее, ради замазывания всяких противоречий, все это закрывают словами и считают, что этого достаточно для того, чтобы спать спокойно и ничего не делать. Я выступал против ратификации этого договора. Я за настоящую дружбу, сотрудничество и партнерство с Украиной, но я требую, чтобы в договоре по этому поводу были прописаны гарантии дружбы, условия сотрудничества, масштабы партнерства. Но всего этого в договоре нет. Есть общие фразы, которые обе стороны в зависимости от политической конъюнктуры способны трактовать по-разному.
Можно сказать, что это придирки со стороны украинофобов. Но есть результат, который никто никак не комментирует. В 1989 году состоялась последняя перепись на Украине, которая показала, что на Украине 12,5 миллиона русских. 2001 год, первая всеукраинская перепись, которая показывает, что на Украине 7 с лишним миллионов русских. Это означает, что за 12 лет число русских на Украине упало на 25,5 процента. Я уверен, если бы сейчас была проведена другая перепись, было бы еще меньше, причем на несколько миллионов. А что происходит с этими людьми? Может, они вымирают? Ничего подобного. Число украинцев на Украине за годы независимости в условиях демографического спада, примерно то же, что и в 1989 году. Но число русских сократилось. Из Украины в Россию в таких количествах не ехали. Происходит переписывание: в ряде регионов Украины для того, чтобы жить хорошо, надо быть украинцем. Это — проект Украины для украинцев.
Я знаю большинство украинских политиков. Сейчас даже у тех людей, которые не замечены в публичных демонстрациях в поддержку русского языка, в семьях проблемы, потому что дети, приходя из школы, начинают спорить с родителями.
Америка пытается воспользоваться Украиной как аргументом сдерживания России. Сама по себе Украина не так уж интересует, как и Грузия. Интересует ее геополитическое нахождение.
Российская политика вопреки критикам этой российской политики с приходом Путина стала приобретать какую-то осмысленность. Было принято стратегически верное решение в 2003—2004 годах побороться за Украину. Если бы мы не поддержали Л. Кучму своими встречами, своей готовностью к продолжению прежней практики спонсирования украинской экономики в течение 2002—2005 годов, то Кучмы не было бы уже в 2002 году. Он был бы просто свергнут. Мы не допустили до этого хаоса на Украине. Но так ли мы все сделали? Нет, конечно. Приняв стратегически важное решение, в тактическом плане, к сожалению, стали заложниками своей излишней веры в сотрудничество с Л. Кучмой.
Мы 1 апреля провели слушания о предварительных итогах выполнения Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве с Украиной. Вот какой вопрос является сегодня для нас центральным. Украина идет в НАТО. 1 апреля будущего года истекает срок действия нашего договора, он был заключен на 10 лет. Или мы до 1 октября этого года должны из него выйти, предупредить, что мы выходим, или мы автоматически его продлеваем, и тогда это означает, что мы, конечно, шумим, а вы делаете, ну и ничего страшного. Эту линию сегодня ярко олицетворяет посольство во главе с Черномырдиным, который говорит, что мы не выйдем из договора, что бы не случилось.
Каждый раз, когда мы пытаемся осмысленно себя вести по отношению к действиям Украины, нас упрекают в украинофобии. Но власти Украины подписали письмо в НАТО. Назовите мне хотя бы один публичный документ МИД России, где было бы сказано все, что говорилось мною: «Что вот вы, Украина, написали письмо в НАТО с просьбой о вступлении. Информируем вас, что Российская Федерация считает это нарушением статьи 6 Договора». Простое предупреждение, но без него каждый на Украине, который заинтересован в том, чтобы спекулировать на российской политике, может сказать: а вы же не против. А где ваши возражения?
Последнее, что хочу сказать в связи с тем, что сказал Лужков в Севастополе. Снова вынырнуло огромное количество людей, которые стали объяснять, почему Лужков занимается не своим делом. Лужков взял на себя неблагодарную миссию сказать то, что другие думают, но не решаются сказать. Если мы заключали договор с внеблоковой Украиной и он является компромиссом с нашей стороны, мы согласились закрыть тему Севастополя на время действия этого договора. Но если Украина по сути односторонне выходит из этого договора, то мы не должны его продлевать. Конечно, не нужно готовить военных действий. Но ясно, что если мы стоим на почве реальности, если мы понимаем, что нам не нужен фиговый листок в условиях, когда Украина становится натовской, то тогда мы должны прекратить действие этого договора и начать заново выстраивать новые российско-украинские отношения. И вопрос о Севастополе может возникнуть в этом случае. И Украина этого боится.
Сегодня наших друзей на Украине большинство. Но в политической элите это большинство складывается из двух частей. Одни — это наши действительные друзья и сторонники, которым не нужно объяснять, почему Лужкова довели до того, что он сказал. Есть вторая часть наших друзей, так называемые «наши друзья». Они сидят на двух стульях, точнее, им так кажется, что они сидят на двух стульях. Они хотят быть и там, и здесь, и каждый раз, когда кто-нибудь их ставит перед необходимостью выбора, они ужасно раздражены. Им хочется, чтобы их и в Европе принимали, и чтобы они, в Россию приезжая, говорили: «мы самые близкие ваши друзья». Наша задача — поставить их сегодня перед таким выбором, чтобы они пришли наконец в движение, ведь сидят-то они на самом деле на одном стуле, на российском. Нам нужно как можно быстрее их разбудить, чтобы они вместе с нашими действительными друзьями, будучи большинством, реализовали свой потенциал.