Размышления у аппаратного подъезда

К итогам очередного Всемирного конгресса российских соотечественников

Месяца не прошло, как на Третий Всемирный конгресс соотечественников съехались в Россию представители нашей диаспоры из всех стран мира*. Бог троицу любит. Делегаты — среди них ветераны Великой Отечественной, потомки Рюриковичей, вчерашние диссиденты и сегодняшние парламентарии — получали напутствия, готовили речи и заранее настраивались поделиться увиденным и услышанным в Москве по возвращении в страну проживания. Конгресс прошел в запланированные оргкомитетом сроки. Почему же никто, даже организаторы, не торопится помянуть его добрым словом?

Стендаль утверждает, что дамы императорского двора, с восторгом делившиеся в своем кругу о предстоящем рандеву с Наполеоном, на следующий день стыдливо отводили глаза и заливались краской. Нечто похожее, я думаю, испытывает и подавляющее большинство участников этого съезда русского зарубежья. Не хочется вспоминать о гостиничном гостеприимстве (по трое-четверо в номере, невзирая на пол и возраст), о военно-полевых обедах и приемах (всегда холодная, а то и вчерашняя пища, которую нужно есть стоя), о трехчасовых ожиданиях у подъезда Дворянского собрания (ныне Колонный зал), уравнявших наконец князей и академиков с людьми бывшего «подлого звания».

Но на это еще можно закрыть глаза. Настоящее оскорбление нанесено самому делу, принципу и духу взаимодействия между Россией и ее соотечественниками за рубежом. Такое впечатление, что проводившие Конгресс сотрудники Министерства иностранных дел поставили себе целью доказать участникам, что соотечественники, как малые дети, ничего не понимают, не решают и не значат на том самом мероприятии, где им расточаются дежурные комплименты. И преуспели в этом. Заместитель министра грудью встал против внесения в итоговую резолюцию просьбы вернуть в российский закон «О гражданстве» упрощенный порядок его предоставления соотечественникам. Такая же судьба постигла и предложение сказать доброе слово о работе Международного совета российских соотечественников — организации, имевшей несчастье состояться до наделения МИД полномочиями курировать работу с диаспорой. Делегатам, чтобы «не поступаться принципами», не дали голосовать вообще. Нечего и говорить, что и Координационный совет — вроде бы верховный орган российских соотечественников, из числа соотечественников и ради них — кураторы предпочли «переформатировать» без посторонних, на следующий день после окончания конгресса.

Скажут, что я выношу сор из избы или питаю к МИД личную неприязнь. Видит бог, я не добиваюсь места посла в Бразилии. Правильный герой из пьесы моей молодости говорил: «Мы — члены Коммунистической партии Советского Союза, а не члены партии треста номер сто один!». Убежден, что соотечественники ценны и важны для России сами по себе, а не потому что входят в кружок друзей департамента самого лучшего из министерств. Третий Всемирный конгресс соотечественников стал квинтэссенцией неодушевленной политики, рассматривающей многомиллионную российскую диаспору как объект, а не субъект отношений с Россией. Вместо того чтобы выстраивать с соотечественниками диалог как с партнерами, повышать КПД наших связей, удерживать борьбу за преодоление разделенности нашего народа в фокусе общенационального внимания, мы как раки пятимся назад, в доперестроечные времена. Люди у нас понятливые: на второй день конгресса я поймал себя на том, что остался единственным представителем Федерального собрания, участвующим в заседании, — все остальные, включая Жириновского, не получив слова, сбежали в первый день.

Мне уже приходилось писать, что назначение МИД — к чему там совсем не стремились — головным ведомством в работе с диаспорой было системной ошибкой (см. «Мать или мачеха», «Известия» 1 июля с.г.). Да, справедливости ради, чиновники столь интеллигентного министерства не сразу забурели настолько, чтобы затыкать рты и отшибать всякое желание участвовать в их сугубо ведомственной работе с диаспорой. Три года назад на Втором конгрессе в Санкт-Петербурге, в итоговой резолюции самым естественным образом присутствовали пункты, отвергнутые теперь как крамольные. Уже не говоря о том, что еще раньше, в 1995 году, Совет соотечественников не назначался, а избирался Первым съездом соотечественников из стран СНГ в Государственной думе России.

Чего мы, на самом деле, хотим и во что верим? Что можно добиться от соотечественников прилива родственных чувств, отказав им накануне конгресса в возможности без дополнительной волокиты получить российское гражданство? Что гигантская Польша может позволить себе раздавать за рубежом «карту поляка», предусматривающую для обладателя и права, и льготы, а маленькая Россия уже 10 лет не в состоянии выдать своим соотечественникам свидетельство, предусмотренное действующим законом? И тем более не готова наполнить статус соотечественника хоть каким-то содержанием — правом на долгосрочную визу, на временное проживание в России вне введенных недавно квот, бесплатным доступом к музеям, библиотекам и архивам, надеждой вернуться на Родину хотя бы после смерти. («Каждый человек должен знать, что его не оставят ни при каких обстоятельствах. Что живой или мертвый, экипаж всегда должен быть на борту». Станислав Лем.)

Блеск и нищета нашей диаспоральной политики в том, что вместо законодательного снятия проблем в прямых отношениях соотечественника с Россией множатся посреднические структуры: в МИД появился департамент по работе с соотечественниками, а при МИД — Федеральное агентство по делам СНГ и соотечественников, проживающих за рубежом. Государство вложилось в создание одного фонда («Русский мир») и объявило о планах учредить другой (защиты прав соотечественников за рубежом). Все обрастают персоналом, планами, ведомственной гордостью и желанием инспектировать общины в дальнем зарубежье. Увы, это влияет на состояние диаспоры так же, как поверхностная рябь на толщу океана. И, как мы выяснили, не защищает от банального бюрократизма и формализма.

*Конгресс прошел в Москве 1 и 2 декабря