Нисколько не сомневаюсь, что Лукашенко хотел бы как можно меньше стеснять свободу своих действий

Депутат Госдумы Константин Затулин — о том, чего хочет Белоруссия от Евразийского союза

Владимир Путин писал статью «Новый интеграционный проект для Евразии — будущее, которое рождается сегодня», обращаясь к стране и миру, а в особенности к европейцам и украинцам. Однако первым из лидеров стран — потенциальных участниц интеграции ответил на это послание Александр Лукашенко.

Трудно было бы предположить, что президент Белоруссии, откликаясь на статью Владимира Путина о Евразийском союзе, не попытается рассмотреть эту инициативу с учетом белорусских интересов. Например, Лукашенко говорит о равноправии членов этого союза как необходимом условии его создания. Это всегда было особенной тревогой и заботой Белоруссии, которая зашла дальше других на пути интеграции с Россией в рамках союзного государства. Минск особенно был заинтересован в том, чтобы получить гарантии равного к себе отношения, несмотря на экономическую, политическую и всякую иную разность потенциалов России и Белоруссии. Иными словами, равноправие членов Евразийского союза — для Лукашенко не декларативное понятие. Он пытается всеми силами отстоять его. Хотя абсолютное равенство относится к числу любимых утопий человечества и вряд ли возможно в реальной жизни, мы на данном этапе совершенно не заинтересованы отрицать этот посыл.

Лукашенко признает необходимость создания, как он пишет, «неких наднациональных политических органов», и мы видим, с каким трудом ему дается это признание. Для любого, кто сколько-нибудь интересовался интеграционными моделями, очевидно, что наднациональный уровень на определенной стадии интеграции просто неизбежен. И здесь чувствуется беспокойство Александра Григорьевича. Не случайно упомянутые органы снабжены эпитетом «некие» — очень ему не хотелось бы, чтобы они стали конкретными. Нисколько не сомневаюсь, что он желал бы как можно меньше стеснять свободу своих действий.

И здесь можно было бы взять на вооружение опыт Китая и Гонконга, окончательная интеграция которых должна, как известно, состояться через 50 лет после подписания соответствующих соглашений. Это позволит минимизировать влияние личностного фактора. Если политический деятель подписывает документы, заранее зная, что при его политической жизни они не будут воплощены, — это одно. Если он подписывает документы, которые немедленно должны вступить в силу, у него тут же возникает вопрос: а что будет с ним? Что будет с его влиянием? Что будет с его сторонниками? И так далее. И мне кажется, что эти проблемы, безусловно, надо снимать, пойдя на подписание документов с отложенным сроком вступления в действие.

Показателен и пассаж о введении единой валюты. Сегодня у Лукашенко гораздо больше, чем прежде, оснований поддержать подобную меру. Экономика Белоруссии пережила серьезные трудности и постоянно балансирует на грани дефолта и очень высокой инфляции. Было бы вполне разумно все-таки перейти на единую валюту. Вполне логично, что президента Белоруссии беспокоит вопрос, будет ли эта валюта в его распоряжении. Пока есть белорусский рубль, существует по крайней мере возможность собственных решений в сфере бюджетной политики. Их не надо ни с кем согласовывать. А в случае если будет введена единая валюта, данные вопросы придется решать сообща — и это, естественно, ограничивает.

Но ситуация Белоруссии такова, что на какие-то жертвы все равно придется идти. Поэтому-то и вопрос единой валюты Лукашенко ставит в конце. Сначала для него важнее решить, какие наднациональные органы будут созданы и какие будут предоставлены гарантии того, что голос Белоруссии станет серьезно учитываться. Тогда можно доверить этим наднациональным органам и единую валюту — такова логика белорусского президента.

Вполне очевидно, что Лукашенко хотел бы с помощью Евразийского союза наладить или улучшить взаимоотношения Белоруссии с Китаем и Евросоюзом. С Пекином у Минска затруднено взаимодействие из-за большого расстояния. А с Европой — из-за идеологических разногласий, в связи с той обструкцией, которые европейцы устраивают Лукашенко в связи с соблюдением прав человека и обеспечением политических свобод в Белоруссии. Лукашенко понимает, что у него больше шансов улучшить отношения с Европой, будучи в рамках такого объединения, как Евразийский союз.

Я бы не сказал, что мы должны на основании такого анализа заподозрить Александра Лукашенко в лукавстве. Дескать, на словах он Евразийский союз поддерживает, а на уме у него совсем другое. Естественно — свое на уме, и по-другому быть не может. Но на данном этапе то, что говорит Лукашенко, — отнюдь не препятствие для создания Евразийского союза. Все вещи, которые им сказаны, не менее важны (или, во всяком случае, так же важны) для Казахстана, а еще больше — для Украины, от решения которой судьба интеграционных процессов на постсоветском пространстве также очень сильно зависит.