Вот кто мистер Путин, или мучительное расставание с Ельциным и его эпохой

Константин Затулин

«Независимая Газета» 27.09.2000

Прошел год с тех пор, как страна узнала, что Владимир Путин станет преемником Бориса Ельцина, и полгода со дня триумфального избрания предложенного в преемники президентом РФ. Вряд ли за это время Владимир Владимирович избавился от влияния Бориса Николаевича — слишком многие и многое продолжает связывать бывшего и нынешнего главу государства. Вполне возможно даже, что, уже вдоволь нахлебавшись безалаберного наследства Ельцина, обретая каждый день поводы для раздражения от расставленных Ельциным и его эпохой людей, Путин тем не менее в силу присущей ему сентиментальности воздвиг внутри себя самого храм благодарности и извинения, неприкасаемости Первого Президента. Однако факт остается фактом, и он уже отмечен наиболее глубокими из наблюдателей: Путин действует прямо противоположно тому, как действовал бы Ельцин. Путин — это анти-Ельцин, и прежде всего потому, что в своем мессианском порыве он объединяет свою судьбу и идею возрождения государства в единое целое.

Путин видел крушение идеи, системы, империи со своего невысокого тогда уровня, и эта драма оставила в нем глубокий след. Путин, как и многие, сделал при Ельцине карьеру, он был одним из начальников и делал то, чего от него требовали или ждали. Но глубоко внутри ему, как и большинству из многих, продолжало быть «за державу обидно»: он бы на месте Ельцина сделал не так. Судьба улыбнулась Путину, она его предпочла — и теперь он докажет, что история в нем не ошиблась. Он сделает то, чего не мог или не хотел, ленился сделать Ельцин.

Всем известно, что федеративное устройство России перекошено — все субъекты Федерации равны, но некоторые гораздо главнее и (или) богаче. Чечня еще раз, после скоропостижного распада СССР, доказала, что национально-территориальный принцип административного деления потенциально взрывоопасен. Ельцин заигрывал с этим. Путин приведет территории к одному знаменателю. Губернаторы и президенты слишком независимы — он лишит их государственнического ореола сенаторов, личной неприкосновенности, поколеблет их самоуважение. По воле президента правительство предложит Федеральному собранию принять такой налоговый кодекс и такой бюджет, которые переведут наиболее состоятельные регионы из доноров в просители у федерального Центра.

Ради продления полномочий в 1996 году Ельцин был вынужден поделиться с нуворишами, с олигархами политической властью. В конце концов именно они, обросшие целой плеядой зависимых СМИ, вынудили Ельцина досрочно уйти и передать власть Путину. Путин, конечно, им — некоторым из них — признателен, но больше такое не должно повториться. Олигархи должны поделиться — и прежде всего вернуть государству, то есть Путину, контроль над информационными высотами. СМИ, особенно электронные, стали за последние годы в России уже не просто важнейшим орудием в борьбе за власть — они стали самой властью, располагая влиянием, о котором могут только мечтать, скажем, нынешние спецслужбы. Владимир Путин, который возглавлял одну из российских спецслужб в далекие от ее всемогущества времена, на своем опыте убедился и в значении телевидения, и в его зависимости от работодателей. Теперь государство в лице центральной власти вернет себе функции главного идеолога и работодателя основных каналов телевидения. Тем самым и олигархи лишатся самой важной гарантии своей неприкосновенности (некоторые из них сгоряча искали такую неприкосновенность в мандате депутата Госдумы — теперь они поймут, что в государстве Путина иммунитет обеспечивается не членством в Думе и даже не способностью манипулировать СМИ, а только лояльностью к курсу президента).

Ельцин в 1991 году лихо вырвал трон из-под Горбачева, дав успокоить свою совесть тем, кто уверял его в неизбежности скорого возвращения «блудных» республик к новой России. Но годы шли, бумага в СНГ исписывалась тоннами, а новые цари Ираклии или гетманы Богданы Хмельницкие не заводились. Вожди стран СНГ, толпившиеся, за редким исключением, в очереди к американскому, а не российскому трону, не уставали, однако, изводить царя Бориса призраком второго Беловежья и развала Содружества. За членство в никчемном СНГ им платили нефтью и газом, Крымом и Северным Казахстаном, а самое главное — отказом от интереса к русскому языку и русскому человеку за рубежами РФ. Путин не страдает комплексом вины «старшего брата», он не ушиблен обстоятельствами возникновения СНГ. У него, видимо, совсем другие идеи (или комплексы), раз его правительство требует долги с Украины или доводит до завершения расставание с безвизовой зоной, кормившей в России и из России десятки миллионов граждан стран СНГ.

Но дела в Содружестве — на окраинах бывшей империи — только часть большой проблемы России, называемой ее «внешней политикой». Путин ни за что не откажется от этой «королевской игры», в которой находил удовольствие и Ельцин. Просто Ельцину, чтобы поддерживать себя и других в уверенности, что он играет в игру на равных со взрослыми из «семерки», приходилось быть посмешищем. Путин не хочет быть шестеркой у семерки. Если надо, он и на Кубу и в Северную Корею слетает, и в Японию съездит — объяснить японцам по-честному, что не будет им островов в 2000 году. Президент Путин все поставит на свое место, всех заставит работать на государство, на державу. Он, конечно, прагматик, он реалист и не готовит миру второе издание Советского Союза. Став исполнять обязанности, он в одном из первых своих интервью, может быть даже вполне искренне, открестился от самого слова «империя». Но он верит не столько в строительство жующего общества потребления, сколько в восстановление предназначения и роли России. А представление о предназначении России (и своем собственном) Путин черпает именно из прекрасного и проклятого прошлого империи: именно прагматику, государственнику у нас его не из чего больше черпать. Ровно век назад Сергей Витте говорил, что реформа в России или делается быстро или не делается никогда. Владимиру Путину надо спешить — пока все в России напуганы Чечней, заворожены его избранием и демонстрацией молодой президентской власти, пока не нашла себя оппозиция и услужливо-угодлива Дума, переставшая быть ее трибуной. Пока не закончился период знакомств и первых рукопожатий с главами чужих государств, идут всемирные смотрины, а хозяева этого мира, американцы, отвлечены собственной избирательной борьбой.

Путин спешит. И производит впечатление человека с пониженным чувством риска — комплимент для мужчины и двусмысленная характеристика государственного деятеля, у которого на поруках больная, окруженная одними друзьями страна. Президент торопится — и как бы не замечает интересов, привносимых в эту спешку доброй частью его администрации и правительства. Его ли администрации и правительства?

В самом деле, настоящие хозяева России в 1999 году остановили свой выбор на Путине, а затем срочно сколотили блок «Единство» именно потому, что у них не было никакого другого выхода, кроме как перехватить идеи и лозунги идущей к власти государственнической оппозиции. Пока державные идеалы эксплуатировались и приватизировались одной только бесплодной КПРФ, ни Гусинскому, ни Березовскому, по большому счету, бояться было нечего, можно было даже поразвлечься на публике борьбой нанайских мальчиков. Подлинная угроза возникла тогда, когда знамя борьбы за интересы государства оказалось в руках Евгения Примакова и Юрия Лужкова, все более отрицавших авторитет Ельцина и результаты его правления. Как же было не обеспокоиться людям, чья власть и влияние — одни из главных результатов правления первого президента России? Одни (Гусинский) стали демонстрировать сотрудничество с вождями государственнической оппозиции, рассчитывая, быть может, не только на их благодарность в будущем, но и на возможность изнутри, в нужном для себя духе, повлиять на текущие планы, идеи и цели оппозиции. Другие (Березовский), стоявшие в тот момент ближе к Ельцину и Семье, приступили к Проведению операции «Перехват». Избранный ими в преемники Путин не только казался, но и был (что им вскоре довелось ощутить на самих себе) государственником без изъяна, «без страха и упрека»: он стал для избирателя убедительнее оппозиции, подтвердив свои слова действиями в Чечне. Но на следующий день после «полной и окончательной» победы над оппозицией перед творцами политического чуда не мог не встать вопрос: а что же дальше делать с этими идеями служения государству, борьбы с коррупцией, наведения порядка, которые привели в премьеры и преемники, а затем в президенты Владимира Путина? И как вести себя с самим Владимиром Путиным, который уверовал и в свою роль, и в эти идеи?

Так было заложено, что уже успели отметить бородатые гении нашей диалектики, основное противоречие начального этапа президентства Владимира Путина, действительное и до сих пор. Это противоречие между людьми и идеями, приведшими его к власти. Люди, окружающие нового президента, унаследованные им от Ельцина в администрации и правительстве, поневоле или сознательно оберегают интересы прошлой эпохи (а может быть, не только эпохи). Они и делегировавшие их в администрацию и правительство могут первыми пострадать — и уже страдают — от слишком серьезного отношения к предвыборным обещаниям наведения порядка, искоренения коррупции, укрепления государства. Или от руки исполнителей должны пострадать — и уже страдают — эти самые идеи. Ведь инстинкт самосохранения, когда на кон поставлена судьба и капиталы, делает и наших олигархов, и их представителей в Кремле и Белом доме необычайно изобретательными, что еще раз доказала вся история с недавней передачей власти в России. А Владимир Путин с его недолгим опытом президентства — далеко не первый глава государства, вождь, король, генсек, которого в его реформаторских порывах способны запутать и стреножить заинтересованные подчиненные.

«Где умный человек прячет лист?», — спрашивал Гилберт Честертон. И сам же отвечал: «В лесу. А если леса нет — он его сажает». Каким образом ловкие, не отягощенные нравственностью политики и политтехнологи, полученные Путиным в нагрузку с властью, могли бы оградить собственные интересы от излишнего внимания бывшего полковника КГБ? Надо направить его праведный гнев по чужому следу: спровоцировать долгосрочную разборку с регионами, поиск врагов российской государственности среди губернаторов в Совете Федерации и т.д. Упаси Бог, я не ставлю под сомнение все сказанное о проблематичности, даже взрывоопасности нынешнего национально-территориального устройства России — просто констатирую факт: поспешная, недостаточно продуманная реформа Федерации была на руку тем сторожам наследства Ельцина, которые рассчитывали не только запудрить поднятой пылью глаза Путину, но и оказаться востребованными в новой борьбе. Наиболее циничные, приложившие в свое время руку к созданию «Единства», почувствовали в начавшейся вновь перестройке шанс для взращивания оппозиционной Путину грибницы, торга с президентом и накидывания узды на его «завиральные» государственнические намерения.

Поднятый вопрос слишком серьезен, чтобы рассматривать его через призму текущей политической конъюнктуры. Стратегия в соотношении Центра и мест, борьба между централизмом и областничеством составляют суть тысячелетней истории государства российского. И Совет Федерации в том виде, в котором он состоялся, не являлся никакой консолидированной оппозицией планам нового президента. Напротив, верхняя палата была важной формой приобщения региональных лидеров к ответственности за общегосударственные интересы. Насколько хуже подлинная атмосфера теперь, когда губернаторы, сохранившие в своей почве корни, удаляющиеся с Олимпа, ждут зимы и сокращения бюджета. Дистанция между центральной властью и регионами опасно возросла, федеральные округа носят все еще виртуальный характер, а попытка успокоить губернаторский улей созданием Госсовета пока неизвестно чем закончится. Но Александру Волошину, пережившему свои первые испуги в 1999 году именно из-за Совета Федерации, теперь значительно проще, да и для заинтересованных в неприкосновенности лиц открылся новый рынок вакансий.

«Борьба за восстановление государственного контроля над информационными потоками» — то есть, по сути, попытка пересмотра освященного Ельциным раздела СМИ — оказалась отдана в чистые руки бывшего видеоинтербизнесмена Михаила Лесина, «черного пиарщика» Глеба Павловского и др. Римская поговорка «Авгур, увидев авгура, не может не улыбнуться» вполне применима к характеристике взаимоотношений между Лесиным, Гусинским, Березовским, Малашенко, Кохом и прочими из клубка друзей президента РФ 1996 года. Подвиги людей Ельцина на ниве печати и информации привели к грандиозной дискредитации новой российской власти и ее главного слогана «диктатура закона». Мало того что чудотворцы-политтехнологи администрации первыми легли на дно, скрывшись из виду в момент гибели «Курска», а вслед за тем люди, хозяйничавшие все последние годы на ВГТРК и в Мининформпечати, угробили сверхкоммерциализацией Останкинскую телебашню. Теперь Лесин, продолжая путать «свою шерсть с государственной», упорствует в праве санкционировать сделки с медиамагнатами в обход закона и законности. В результате вместо поддержки власти в борьбе с олигархами общество все больше проникается сочувствием к кидалам, публично оставляющим с носом рэкетиров.

Мало кто все последнее время так упрямо, как наш Институт стран СНГ, пытался достучаться до чиновников и дипломатов, настаивая на ущербности безвольной и безглазой политики в СНГ для интересов России. Сколько попыток прикрыть Институт за мифические происки против «нерушимой дружбы» предприняли с 1996 года наши услужливые власти по наущениям раздосадованных нами многоликих вождей стран Содружества! Теперь наши критики и гонители, уполномоченные реализовывать новую, прагматичную линию президента во внешней политике, «прозрели» и принялись выплескивать с водой ребенка. Сначала разгоняются Минсотрудничество и Федеральная миграционная служба, действительно не свободные от критики за свою работу. Затем, чтобы наказать одну только Грузию, громогласно выходят из Бишкекских соглашений о безвизовой зоне и ставят под сомнение возможность миллионов наших соотечественников свободно сообщаться с Россией. Этим моментально пользуются страны-диссиденты в СНГ, чтобы под сенью нью-йоркского «саммита тысячелетия» афишировать планы превращения антироссийского союза Грузии, Узбекистана, Украины, Азербайджана и Молдовы (ГУУАМ) из виртуального в реальный. Что же касается многострадального проекта Союзного государства России и Белоруссии, то при Касьянове и Бородине мы оказываемся от его воплощения еще дальше, чем при Ельцине.

А ведь можно и нужно было бы предложить более естественный и в конечном счете более прагматичный выход из тупиков ельцинского «Содружества». Во-первых, ни в коем случае не отказываться от попыток обратить в свою пользу принцип свободы передвижения «людей и идей» в СНГ, а борьбу с демпингом рабочей силы и вывозом капитала в результате неконтролируемой трудовой миграции в Россию вести с помощью специального законодательства об исключительном порядке трудоустройства неграждан (как в США и Европе). Во-вторых, добиться настоящего перелома в процессе объединения России с Белоруссией, без которой мы уже не в Европе, оградить это дело от глухарей, продолжающих токовать о наших потерях от союза с Лукашенко. Эти люди не способны понять, что Россия объединяется с Белоруссией, а не с Лукашенко. И самое главное — протянуть руку к миллионам наших бывших сограждан в новом зарубежье, исповедующим наш язык и культуру, через голову мешающих этому президентов, правительств и элит.

Список ошибок, потерь и несуразностей можно было бы продолжить. Свидетельствуют же они, на мой взгляд, не о порочности пути — попытке мучительного расставания Владимира Путина с взрастившей его эпохой Бориса Ельцина, — а о старой-старой истине, что нельзя наливать молодое вино в старые мехи. Не разрезав кадровую пуповину, объединяющую его с прошлым, не посадив за мемуары приставленных к нему «дядек» Ельцина и Семьи, «что живут, под собою не чуя страны», президент Путин не сможет выполнить свою миссию. Его продолжат разводить с потенциальными союзниками и соратниками, продолжат своей замечательной исполнительностью компрометировать поставленные им цели. Это ведь Третий Рим, знающий как со свистом вытягивать кровь, плоть и душу из самого великого дела. Разве тени недавних кумиров — Горбачева, Ельцина — не свидетельствуют об обратимости народной любви и доверия, растраченных впустую? Путин подошел к Рубикону. Его эра не началась с триумфа «Единства» и даже с церемонии инаугурации. Она может начаться теперь — с действительного размежевания с провальным десятилетием, с порочными методами руководства страной. Она должна начаться с опоры на ярких, талантливых, нравственных и патриотически настроенных людей, с отказа от ставки на бесцветных, бессовестных и бессловесных.

Это очень по-русски — бросить вызов, казалось бы, победившей эпохе распада. В этом и состоит наша искомая национальная идея: сопротивляться судьбе, как в 1812-м или 1941-м, когда все вроде бы потеряно. Народ в России все еще способен это понять, способен объединяться и терпеть ради этой цели. Но очередного лукавства под предлогом «возрождения Державы», «диктатуры закона» Россия и люди могут не перенести.