Кесарю кесарево — ответ Дорофею Дбару

Что Вы скажете, если вор или рейдер, продолжающий пользоваться украденным, начнет с пафосом учить морали? Будет наводить тень на плетень, манипулируя фактами и фейками, чтобы уйти от главного – оценки собственных поступков и ущерба, который он ими наносит своей, по его словам, «горячо любимой Родине»? Вот вопросы, которые с неизбежностью возникают у меня после просмотра пространного выступления в интернете на прошлой неделе раскольника Дорофея Дбара, называющего себя «архимандритом и главой Абхазской митрополии».

Что стало поводом для господина Дбара учить меня уму – разуму? Моё августовское интервью телевидению Карачаево-Черкессии, а точнее всего несколько слов, сказанных в нём о проблемах Абхазии. После многих лет борьбы за независимость и признание Республики Абхазия, я, видите ли, смею иметь о проблемах Абхазии своё суждение. Дорофею Дбару не нравится, что я называю вещи своими именами, когда говорю, что раскольники захватили построенный и отреставрированный на русские деньги Ново-Афонский монастырь и, — добавлю сейчас, — злоупотребляя доверием людей, чинят оттуда вред и Православию в Абхазии и её отношениям с Россией.

В самом деле. Крещёный всеми уважаемым протоиереем Виссарионом Аплиаа, — настоящим православным первосвященником Абхазии, —  обученный и рукоположенный Русской Православной Церковью, Дорофей Дбар в дальнейшем предал своих учителей, прилюдно порвал указ Патриарха Московского и всея Руси Кирилла о запрете священослужения и переметнулся под Константинопольского Варфоломея. Но из возрожденного и переданного вновь канонической Православной Церкви монастыря не ушёл, предпочитая именовать себя «Председателем Совета Священной Митрополии Абхазии» и вводить своими причастиями и отпущениями в грех сотни паломников из Абхазии и России, даже не подозревающими у кого они ищут благословления под сводами расписанного на рубеже прошлых веков учениками Васнецова Ново-Афонского монастыря.

Почему это удаётся? Потому, что после всего произошедшего с Абхазией и абхазским народом, после кровавой Отечественной войны за независимость 1992 –93 годов  (решающие события которой Дбар пропустил, отправленный отцом Виссарионом учиться в Троице – Сергиеву лавру), легко оказалось достичь своих целей, задавая соотечественникам вопрос: «Вы за или против самостоятельной Абхазской Православной Церкви?» Кто же в Абхазии, с таким трудом добившийся победы и признания, может быть против самостоятельности? Помните, как в старом – старом советском фильме «Подкидыш» тётенька спрашивает малыша: « Ты, деточка, хочешь на дачу или чтобы тебе голову оторвали?»

Православные в Абхазии имеют право добиваться самостоятельности или, по крайней мере, выхода абхазских приходов из подчинения Грузинской Православной Церкви, священники которой бежали от своей паствы в 1993 году. Но это не простой путь – церковные отношения гораздо консервативней межгосударственных:   я свидетель тому, как отец Виссарион убеждает Русскую Православную Церковь поддержать такое решение, не дав при этом изолировать православную Абхазию от всего остального православного мира. Ну зачем честолюбивому Дорофею Дбару такие переживания? Отшвырнём старика в сторону, порвём связи с Москвой и самоназначим себя главой самозваной епархии! С помощью того самого Варфоломея, который затем применит этот опыт в гораздо более широких масштабах на Украине.

В конце концов, несмотря на всё, мы тоже могли бы считать, как некоторые в Абхазии, что Дбаром и близкими ему движут исключительно патриотические побуждения. Но в таком случае, — столкнувшись с осуждением со стороны старших по возрасту и церковному званию, – иди в скит, проповедуй в поле, строй свой храм своими руками, при помощи людей, которых ты убедил. Но нет. Сяду в чужом монастыре, распоряжусь его славой и доходами, оторву его от материнской церкви. Воспользуюсь тем, что власти в Абхазии, погрузившиеся на время в политическую турбулентность,  окажутся не в силах навести порядок в вопросе о церковной собственности.

Дорофей Дбар своим выступлением вызвал меня на откровенность.  Вы можете заново ознакомиться со стенограммой, — мы распечатали и опубликовали её на своём сайте, — но ни слова о том, почему же «вредный» Затулин считает нынешних насельников Ново-Афонского монастыря раскольниками, вы у Дбара не найдёте. Вместо этого господин Дбар, которому конечно, не откажешь ни в учёности, ни в способности поставить себе её на службу в неправом деле, пытается опровергнуть русское происхождение Ново-Афонского монастыря. Доказать, что к его строительству не имели особого отношения ни император Александр III, ни Российская Империя, в которую тогда входила Абхазия. Доходит до смешного. Жадный царь скаредничает, деньги на сооружение обители присылают  из Пантелеймонова монастыря на греческом Афоне. А русскому Пантелеймонову монастырю на Афоне кто деньгами – то помогал? Не русский ли царь, не русские ли люди? А как же с подворьем Ново-Афонского монастыря, открытом вместе с церковью на Забалканском проспекте Санкт – Петербурга – в книгах которые, я уверен, Дбар читал, пишут, что это подворье всё время своего существования финансировало монастырь в Абхазии.

Собственно говоря, почему нынешний распорядитель Ново-Афонского монастыря считает себя вправе опровергать его очевидное российское происхождение на абхазской земле? Может быть, монастырь достался Дбару по наследству?

Но главным свидетельством намеренной лжи Дорофея Дбара я считаю попытку приписать мне желание отобрать у абхазов и Абхазии всё построенное в царские и советские годы. Дбар судит по себе. Нигде и никогда я не выдвигал претензий ни на санатории, ни на гостиницы, ни на церкви, сооруженные в прежние годы. Я лишь говорил, что историческую роль России и Советского Союза в развитии Абхазии нельзя не признавать, так же как и отрицательные страницы прежней общей истории. Что Абхазии нужны инвестиции, а инвесторам – гарантии, как везде в мире.  Что в Ново-Афонском монастыре, остающимся нашим даром Абхазии, должны служить церковную службу признанные в России и Абхазии священники, а не  раскольники. Говорю это не только Дбару, но и тем публицистам и блогерам, вроде Изиды Чаниа, которые уже замучались разоблачать мои коварные замыслы и обличать мои хватательные рефлексы. Не по адресу.

Тем же из вас, кто под впечатлением проповедей ли Дарофея Дбара или исключительно из собственных побуждений шлёт мне анонимные угрозы «разобраться» за вкривь и вкось истолкованные переживания о судьбе Абхазии, хочу посоветовать: не напрягайтесь. Владислава Ардзинба, которого я знал и любил, никто не мог напугать, хотя, конечно, все под Богом ходим. Считаю себя его учеником.

***

 Стенограмма видеоролика «Отец Дорофей Дбар прокомментировал интервью Константина Затулина»

Добрый вечер, дорогие друзья. Сегодня я хотел бы прокомментировать интервью Константина Федоровича Затулина, известного российского политического деятеля, депутата Государственной Думы Российской Федерации. Многие из вас, я надеюсь, видели это интервью. Комментирую я еще и потому, что в этом интервью Константин Федорович касается и религиозной тематики в Абхазии, в частности, он говорит о Новоафонском монастыре.

Я думаю, что все политические посылы, которые были сделаны в этом интервью в отношении Абхазии, соответствующую оценку этим посылам дадут абхазские политические деятели, абхазские политологи, общественные деятели. Я всего лишь скажу следующее в отношении первой части интервью Константина Федоровича. Ровно год тому назад вышла моя книга, она называется «Абхазия сегодня. Что делать?», где я не в меньшей степени, чем Константин Федорович Затулин, критикую современное положение дел в Абхазии в разных отраслях. Но все-таки, как мне показалось, разница только в акцентах, которые делаются не только мной, но и многими людьми, искренне переживающими за будущее Абхазии, и теми акцентами, которые в своем интервью расставил уже сам Константин Федорович. Из этой книги я зачитаю вам, если позволите, друзья мои, небольшой фрагмент.

«Считаю важным заметить, что ошибкой в политике, осуществляемой руководством Российской Федерации в Абхазии, является факт грубого вмешательства во внутренние дела нашей республики, допускаемые отдельными российскими чиновниками. В частности, лоббирование закона о продаже недвижимости иностранцам, принуждение абхазской стороны к подписанию новых договоров, порой бессмысленных, поддержка в абхазском церковном вопросе одной стороны, и так далее. Все это естественным образом вызывает недовольство населения Абхазии. Это недовольство вполне объяснимо, поскольку очевидно, что, лоббируя те или иные решения, их инициаторы преследуют собственную, опять же сиюминутную коммерческую выгоду, отнюдь не защиту государственных интересов России или российских граждан. При этом реакция абхазского общества целенаправленно выдается теми же отдельными лицами как проявление антироссийских настроений.

Примеры просты: большинство молодых семей в Абхазии сегодня не имеют возможности заработать на приобретение первичного жилья. Что же, как не раздражение, будет вызывать у этих людей вынужденная необходимость арендовать жилье у иностранных инвесторов, выкупивших десятки и сотни единиц жилой недвижимости? И чем, как не возмущением, отреагируют сегодняшние владельцы небольших магазинов, гостиниц, ресторанов, если их предпринимательские усилия в одночасье будут разрушены допущенным в страну крупным иностранным бизнесом? Из той же категории вопрос – зачем оспаривать имущественную принадлежность Новоафонского монастыря, когда на территории самой России стоят сотни таких же монастырей, взывающих о помощи и возрождении?» Конец цитаты из этой моей книги.

К сказанному добавлю, что Константин Федорович сказал, что на территории Абхазии очень много туристических объектов, которые были построены Россией. Надо заметить, что эти объекты были построены Советским Союзом еще в советское время, причем в их строительстве принимали участие разные советские социалистические республики. Я родился и вырос там, где находится Золотой Берег – очень известное в советское время туристическое место, недалеко от Мюссеры. Так вот, я хорошо помню, что в этом месте в советское время функционировали дома отдыха, которые были построены прибалтийскими, советскими тогда, республиками. Один из домов отдыха принадлежал ИнгурГЭС, соответственно Грузинской СССР, для городка этой ГЭС, который располагался в районе Зугдиди. Один из объектов принадлежал ростовским организациям, и так далее. ТО есть, другими словами, нельзя говорить, что вся туристическая инфраструктура, которая создавалась в советское время в Абхазии, исключительно создавалась организациями из тогдашней, в то время, РСФСР. Это первое.

Дальше, туристические объекты, построенные, например, в Краснодарском крае, в курортах Краснодарского края, все эти объекты в советское время принадлежали различным организациям Советского Союза, заводам, фабрикам, другим предприятиям и так далее. Все это сейчас находится в частном владении в большинстве случаев. И мы прекрасно понимаем, что эти объекты в наше время, в отличие от советского периода, приносят не такую значительную помощь простым жителям Краснодарского края, простым гражданам Российской Федерации. То же самое будет в Абхазии. Например, как следует из интервью Константина Федоровича, если это все снова нужно будет, как он говорит, передать Российской Федерации – мы же прекрасно понимаем, что все это будет сосредоточено в руках очень узкого круга людей, тех, кого мы очень часто именуем олигархами в нашем современном обществе. Так вот, вряд ли эти люди, владельцы этих крупных туристических объектов, принесут нужную пользу как простым гражданам Абхазии, так и простым гражданам Российской Федерации. Мне кажется, этот момент ключевой, об этом всегда нужно помнить.

Еще один момент, я последние три месяца все время находился в скиту святого Иоанна Крестителя, где, как вы знаете, ведутся хозяйственные работы по восстановлению этого скита. Так вот, из-за того, что об этом ските уже знают многие, и очень много туристов туда поднималось из Российской Федерации, по традиции восточных монастырей я всех встречал, угощал чашечкой кофе, давал стакан родниковой воды и какие-то сладости. И в ходе наших бесед эти люди – я еще раз повторяю, туристы из России, – они всегда подчеркивали и говорили следующую вещь: «Отец Дорофей, самое главное, что вы должны сделать – сохранить эту красоту, и в том числе в этом ските, прекрасный воздух, прекрасную природу, прекрасные старые постройки, и не превратить Абхазию в Сочи и Адлер». Вот именно так, именно такую фразу чаще всего я слышу от русских туристов. Это что означает?

В этой книжке, которую я вам только что демонстрировал, в моей книжке, вышедшей в прошлом году, я как раз этой темы тоже касаюсь, об особом пути развития туризма в Абхазии. Вы знаете, нам в Абхазии вряд ли нужен еще один Лас-Вегас – я имею в виду, форма туризма, которая чаще всего ассоциируется с Лас-Вегасом. Потому что Лас-Вегас есть в Сочи, Лас-Вегас строят на западе Грузии в Батуми, поэтому Абхазия должна пойти своим особым путем, близким к туризму средиземноморских стран, как Италия, как Греция, как Испания, как Черногория, когда существуют небольшие туристические города и села, функционируют небольшие гостиницы, небольшие рестораны, небольшие рестораны и кафе. Вся старина, которая существует в этих странах, сохраняется, будь это культурные памятники, какие-то постройки XX века и более ранних периодов. Мне кажется, что именно вот этот путь должна избрать Абхазия в отношении своего туристического развития.

Теперь позвольте уже непосредственно сказать о Новоафонском монастыре. В самом конце интервью Константина Федоровича прозвучала такая фраза, что Новоафонский монастырь был построен русскими, и что там теперь находятся раскольники, вот они захватили этот монастырь. Константин Федорович, это некорректно так говорить, потому что любой монастырь в любой стране строится монахами, поэтому это не русский монастырь и его строили не русские, а строили монахи, которые прибыли сюда, в Абхазию, с русского Свято-Пантелеймонова монастыря на святой горе Афон в Греции. Кстати сказать, когда они сюда прибывали, этот полуостров, где находился их изначальный монастырь, входил в состав Османской империи. Поэтому ситуация не такая простая, как нам порой кажется. И то же самое, сегодня мы, монахи, которые здесь живем, независимо от своей национальности, мы продолжаем это дело наших предшественников, и последующие поколения тоже продолжат дело строительства, и возрождения, и функционирования Новоафонского монастыря.

Здесь хочу заметить, когда поднимается этот вопрос, чтобы не было кривотолков… А вы знаете, что очень много существует мифов о том, что Новоафонский монастырь был построен непосредственно самим императором Российской империи Александром III. Я продемонстрирую еще одну книгу, в этом году вышел «Кавказский сборник», очередной том «Кавказского сборника». Он издается под эгидой МГИМО и Института международных исследований Центром изучения проблем Кавказа и региональной безопасности. В этом сборнике я опубликовал в этом году большую статью, которая так и называется «Новоафонский монастырь и император Александр III».

Так вот, в ходе исследования, ознакомления с различным материалом, и в том числе с воспоминаниями самого устроителя и строителя нашей обители отца Иерона, настоятеля Новоафонского монастыря, который, собственно говоря, и встречал лично императора Александра III, мы узнаем о том, что император Александр III вместе с семьей, когда он проплывал на крейсере «Москва» по Черному морю, монахи его попросили посетить Новоафонский монастырь. Будучи уже в Покровском храме, в нижней части нашего монастыря, он отказался ехать наверх для закладки собора святого Пантелеймона. И отец Иерон очень долго через адъютантов уговаривал императора, чтобы все-таки он сделал такое действие. И наконец, ему это удалось сделать. Затем, когда императорская свита покинула берег Нового Афона, а крейсер еще какое-то время стоял на якоре – так вот, прибыл адъютант от императрицы, который в конвертике принес 5 тысяч рублей. Вот весь вклад в строительство императора Александра III.

Вы спросите – а кто же тогда строил Новоафонский монастырь? Здесь я привожу очень много материалов, и есть очень интересные материалы, собранные известным российским исследователем, профессором Бронзовым, он составил в дореволюционное время жизнеописание отца Иерона после его смерти. Так вот, он нам сообщает из личных материалов самого отца Иерона, что появление Новоафонского монастыря – это всецело заслуга самого отца Иерона, который по копейке собирал средства на устроение этой обители.

Кроме того, он очень долго убеждал старцев монастыря святого Пантелеймона на святой горе Афон в Греции, чтобы они выделили средства на строительство нового, точнее, нагорной части Новоафонского монастыря. И в конечном итоге монастырь святого Пантелеймона на святой горе Афон на территории современной Греции выделил вначале 14 тысяч рублей. а затем 100 тысяч рублей, в общей сложности 114 тысяч рублей. Если это соотносить с эквивалентом рубля современным, получается порядка 140 миллионов рублей. Вот откуда главные средства, с помощью которых отец Иерон воздвиг все то, что мы сегодня здесь видим.

Далее я хочу обратить ваше внимание на те слова, которые были сказаны Константином Федоровичем, когда он говорит, что «туристические объекты строила Россия, это должно нам принадлежать, Новоафонский монастырь строили русские, это должно соответственно им принадлежать». Вы знаете, мне кажется, что такой подход очень опасен, потому что за якобы видимостью исторической справедливости аналогичный подход может завести в тупик, и это не раз происходило. Почему? Потому что, если так подходить, тогда и родина самого Константина Федоровича Затулина – это Адлер, Сочи – она тоже должна быть возвращена Абхазии, потому что там жили абхазские племена. Весь Краснодарский край должен быть возвращен адыгам, в том числе изгнанным из своих родных земель. Если следовать этой логике, простите, можно пойти и дальше – например, храм, который до сих пор стоит, средневековый храм в Лоо, он строился абхазскими царями и абхазами, и имел отношение к Абхазской церкви. Храмы, которые стоят в Зеленчуке, собор Успения Пресвятой Богородицы в Киево-Печерской лавре, который, из летописи мы знаем, 11 греков и абхазы (абезы, как нас называли русские источники) строили. Можно пойти еще дальше. В XIX – начале XX века, практически до 1918 года территория Абхазской епархии вначале, а потом переименована в Сухумскую, простиралась до Новороссийска.

Мне кажется, что вот такой логике могут следовать простые люди – где-то в бытовом споре, где-то за чашечкой чаю или кофе могут обсуждать подобного рода вопросы. Но я не ожидал такую логику, такую последовательность вещей услышать от известного российского политика Константина Федоровича Затулина.

Если говорить об исторической справедливости, вы знаете, здесь существует и вторая проблема. Есть такое понятие, как большие и малые народы, как крупные и сильные страны и государства, и слабые государства. Слабость заключается не в интеллекте, не в других каких-то вещах, а именно в физических возможностях. Так вот, если я принадлежу к сильному государству, многочисленному народу, то я могу, например, считая, что так исторически справедливо, что-то забрать, отнять и так далее. А если я отношусь к малочисленному народу, менее сильному государству, я этого не могу сделать, и соответственно, я всегда нахожусь в таком ущемленном положении. Если этого не будет понимать сильная сторона, то невозможно выстроить дружеские отношения. Потому что все-таки я полагал, и, наверное, дальше буду полагать, что Константин Федорович – один из тех, кто всегда дружественно относился к Абхазии. И здесь надо же помнить совсем недавний пример, пример XIX века, это пренебрежительное отношение царских чиновников к абхазскому народу, к чему оно приводило, каковы были последствия такого отношения – конкретных чиновников, как и в наше время. Поэтому нельзя говорить, что это позиция русского народа или россиян – это позиция отдельных чиновников как России XIX века, так и современной России.

Теперь я бы хотел обратить ваше внимание на еще один очень интересный факт. Когда прибыли монахи из русского монастыря на святой горе Афон в Греции для создания новой обители в Абхазии, ведь они же не пришли в пустынное место, где на ровном чистом месте вдруг создали все то, что мы сегодня видим в Новом Афоне. Надо же понимать, что Новый Афон – это древняя Анакопия. Когда они сюда пришли, здесь были руины древней церкви апостола Симона Кананита, где был погребен один из 12 учеников Христа, по церковному преданию. Это общехристианская, мировая святыня. Здесь было огромное количество построек, относящихся к периоду Абхазского царства, Анакопийская крепость, где был храм святого Федора IX века. На второй линии – еще более древний храм. Вокруг Нового Афона десяток древнейших храмов. Ведь выбор монахов, которые прибыли в Абхазию, выбор этого именно места не был связан с тем, что здесь замечательные горы или прекрасное море. Море, горы были везде по побережью Черного моря. И кстати, им предлагали и другие варианты. Но свой выбор они сделали здесь именно потому, что главная святыня Новоафонского монастыря – это храм Симона Кананита. А этот храм был построен абхазскими царями при участии непосредственно самих абхазов.

Поэтому когда мы говорим «Новоафонский монастырь», надо понимать и видеть всю цельную картину, то есть надо понимать, что монахи не называли этот монастырь в честь святого Пантелеймона, они назвали в честь апостола Симона Кананита. И его храм восстановили и сделали главным храмом в этом монастыре. Поэтому история Новоафонского монастыря не начинается в конце, во второй половине XIX века, она берет свои корни еще от самого зарождения христианства.

Вот если не будет такого цельного подхода, мы будем видеть все время фрагментарно: генуэзцы строили эту башню, абхазцы строили древний храм Симона Кананита и Анакопийскую крепость, монахи XIX века строили верхний корпус монастыря, в советское время появились новые постройки. Если мы это все будем так фрагментарно смотреть, то нам придется, наверное, Новый Афон просто разделить по частям и раздать десяткам стран, десяткам народов. Наверное, такие вещи нигде, ни в одной стране не делаются. Ну, оттого, что, например, именно итальянцы, как архитекторы, так и строители, строили Успенский собор Московского кремля – это не означает, что сегодня они могут претендовать на этот очень значимый церковный памятник в России.

Второй момент, на который я хочу обратить ваше внимание – а почему, собственно говоря, монахи прибыли в XIX веке сюда? Ведь это же не было порывом или желанием – прийти на Кавказ и приобщить абхазов снова к христианству, заниматься просвещением и так далее. Это было связано именно с тем, что в XIX веке была череда русско-турецких войн, и монахи понимали, что очередная война, которая готовилась в то время, во второй половине XIX века – они не знали, чем она закончится. Могло так случиться, что в случае победы Османской империи – а святая гора Афон, где находился монастырь святого Пантелеймона, находилась в ведении Османской империи, – османские правители могли бы потребовать покинуть этот монастырь. Поэтому монахи начали искать место новой постройки, собственно говоря, убежища. Вот для чего они сюда прибыли. И здесь изначально никто им не противился. Только после того как начался с помощью царской власти захват земель – тогда только местное население оказывало сопротивление. Там есть много тоже любопытных фактов. Поэтому этот момент тоже нужно понимать, что в случае изгнания русских монахов со святой горы Афон Абхазия в середине XIX века, несмотря на все свои колоссальнейшие проблемы, даже на не самые лучшие отношения с Российской империей, все равно готова была принять этих людей.

Я хочу продолжить эту историю. Простите, но когда Хрущев закрыл последний монастырь в Советском Союзе, Глинскую пустынь, вся братия до последнего человека переехала в горы Абхазии. И в советское время в горах Абхазии подвизались все монахи, которым не давали возможность жить в российских монастырях. Мы снова этот акт человеколюбия и понимания ситуации по отношению к этим людям повторили. Поэтому здесь, наверное, не стоит нас упрекать, как это делает Константин Федорович. А теперь, значит, что касается раскольников, да. Вот была такая фраза, что Новоафонский монастырь захватили раскольники. Друзья мои, я хочу отметить следующее. Вы поймите: мы же те, кто живет сегодня в Новоафонском монастыре, мы же не с Марса прилетели и заняли этот монастырь, или прибыли из какой-то другой страны и вдруг заняли неожиданно этот монастырь. С момента возрождения Новоафонского монастыря, с 1994 года мы имели самое прямое отношение к этому монастырю. Будучи студентами, будучи послушниками, будучи трудниками, будучи монахами, будучи священнослужителями, мы не один десяток лет здесь живем и находимся, чтоб вы это понимали. И здесь нужно радоваться тому, что наконец появилось Абхазское монашество, наконец появились молодые абхазы, готор… которые готовы себя посвятить всецело служению Божьему. Потому что этому нужно радоваться, а не запрещать; все время, значит, бороться с ними, все время пытаться выгнать их из Новоафонского монастыря и так далее. Ведь единственное, кто может понять наш народ в плане христианского просвещения – это абхазское духовенство. Это не сможет сделать ни русское, ни грузинское. Уже этот опыт показывает деятельность русских миссионеров 19-го века, деятельность грузинских священников в 20 веке, когда мы оказались в составе Грузинской церкви. Ведь все эти примеры самые плачевные. Но вы только вдумайтесь в то, что за последние 70 лет существования Советского Союза, да, не было ни одного абхазского священника. Когда мы были в составе: вначале Русской православной церкви, потом в составе Грузинской церкви, ни с момента, как мы стали независимой страной после отечественной войны народа Абхазии в 1992-93-х годов, при всей нашей зааплодированности, при том что никакого содействия нам не оказывали в формировании церковного института и возрождении Абхазской православной церкви. Именно за эти тяжелые годы самое большое количество абхазского духовенства появилось здесь, которое несет тяжелейший свой подвиг. Потому что на каждом из нас – десятки храмов. Мы должны каждый раз ездить по два-три-четыре храма, значит, совершать попеременно богослужение, потому что нету духовенства.  А нету его не потому, что нет желающих служить Абхазской церкви из абхазского народа и жителей Абхазии. Нет. У нас функционировали и два училища. И Новоафонское училище, которое создавал я, и училище Иоанна Златоуста, которое создавал отец Игнатий в Сухуми. Мы и там, и здесь выпустили десяток студентов, которых мы не можем рукоположить и определить их судьбу, и определить их в абхазский храм. Потому что у нас нет епископа. То есть у нас нет церковного института. И в формировании вот этого института должны оказывать содействие соседние церкви, которые, к сожалению, этого не делают, потому что весь вопрос сводится к тому, чья это территория. Больше никто не интересуется тем, а что сами абхазы хотят, а что абхазские христиане хотят. Поэтому в этом вопросе не нужно порицать и осуждать абхазское духовенство разн… называя их разными эпитетами: раскольники и так далее, и так далее. А наоборот, помочь решить все внутренние церковные проблемы абхазского духовенства, помочь решить с определением церковного статуса территории Абхазии. Вот это, наверное, тоже должно быть слышно из уст тех людей, которые считают, что они дружественно относятся к Абхазии. Вот еще один момент, на который бы я хотел бы обратить внимание. Часто в Новоафонском монастыре бывает очень много людей и очень известных людей в России. Так вот я на всю свою жизнь запомню один такой случай. К нам приехала делегация известных деятелей культуры Российской Федерации, которые в советское время были диссидентами. То есть им не давали никакого ходу, никаких возможностей для проявления своих творческих, значит, способностей и начал, для проявления своего таланта – всё это гасилось, как вы хорошо знаете. Так вот, один из таких людей, который очень многое перенес (я не хочу называть его имени, чтобы потом не говорили, что он общался с раскольниками), так вот, когда мы говорили, я поделился всей ситуацией, которая сложилась у нас, и в том числе отношением ко мне и к другому абхазскому духовенству. Вы знаете, он взял мою руку и говорит: «Отец Дорофей, простите меня. Я практически никогда не целую руку священнику. Я никогда этого не делал. Но я хочу поцеловать вашу руку в знак того, что как раз эти все запреты, которые на вас накладывают, являются свидетельством того, что вы на истинном пути. Я, – говорит, – желаю вам сил донести свой путь до конца, донести, довести до конца все то, что вы начали». Меня это, конечно, очень сильно поразило. А другой, допустим, тоже не менее известный деятель культуры Российской Федерации, который тоже с делегацией приезжал, когда они сделали экскурсию, мы сделали общие снимки, фотографии, а потом, значит, он в приватной беседе попросил моих сотрудников… моего сотрудника попросил: ну, все-таки не стоит выкладывать вот эти общие фотографии, потому что это может… могут вызвать определенные вопросы Московской патриархии и так далее. Понимаете, вот о чем идет речь. Поэтому нужно спрашивать не политических деятелей, не губернаторов, не церковных чиновников и иерархов, да: а нравится ли им Новоафонский монастырь и всё, что происходит в Новоафонском монастыре? Надо спрашивать простых людей, простых верующих людей как из самой Абхазии, так и паломников, и туристов, которые к нам приезжают сюда, в Новоафонский монастырь. Вот сегодня у нас была воскресная служба утром. У меня был полный храм. После того как закончилась служба, мы с отцом Давидом вышли, и, значит, к нам подошли десяток людей, которые приехали: из Петербурга, из Москвы и так далее, которые благодарили. Потому что они соприкоснулись с христианством абхазским: они услышали абхазские песнопения, в том числе и русские песнопения, они услышали византийские, абхазские распевы, они услышали евангельскую проповедь, на которой были другие сделаны акценты. Вот это им нравится. И никто еще, приходя на наши богослужения, никто не говорил никогда, что вот что-то тут не то происходит. Поэтому нужно этих людей прежде всего спрашивать, а не тех людей, которые, приходя в Новоафонский монастырь, видят только его земельные угодья, его постройки, его объемы, и думают о том: как все это использовать, значит, в своих личных или иных корыстных целях. Мне кажется, вот этот вопрос принципиальный, он очень важен. Если будет доброжелательное отношение, я думаю, что все шероховатости, которые существуют внутри церковной жизни в Абхазии, они все решаемы. Но единственное, я еще раз повторяю, что нужно и самое главное нужно делать – это всегда уметь выслушивать человека. Вот скажем, тот же Константин Федорович он же никогда со мной же не беседовал. Он знает обо мне по рассказам, значит, письменным доносам, значит, по каким-то Интернет-ресурсам, и так далее, и так далее. Ведь можно же всегда прийти, встретиться и спросить: что я думаю или что я полагаю, или что намерен сделать. А я, как вы знаете, никогда никому не отказывал. Поэтому я очень бы просил бы Константина Федоровича Затулина, человека, который очень уважаем в Абхазии, все-таки всегда быть очень-очень осторожным в таких высказываниях. То, что он сказал – это может себе позволить, я еще раз повторяю, какой-то простой человек (не важно – он абхазец, русский, не важно, простой человек). Но это непозволительно политику такого ранга. Благодарю за внимание.