Авторская программа Константина Затулина «Русский вопрос» от 21.01.2015
В семьдесят девятой передаче цикла «Русский вопрос»:
- В поисках третьего пути (На чьей же стороне Россия в истории с «Шарли Эбдо»?);
- «Левиафан» – красавец или чудовище? (Чего нам ждать от кинематографа в 2015 году?).
В передаче принимают участие: Сергей Кургинян, лидер движения «Суть времени»; Даниил Дондурей, главный редактор журнала «Искусство кино»; Николай Бурляев, режиссер, народный артист России.
ООО «Русский вопрос» благодарит Фонд поддержки социальных инициатив ОАО «Газпром» за помощь и поддержку при подготовке программы.
Стенограмма
К. Затулин: Здравствуйте. В эфире программа «Русский вопрос» и я, Константин Затулин, ее автор и ведущий.
Сегодня в нашем выпуске:
– В поисках третьего пути (На чьей же стороне Россия в истории с «Шарли Эбдо»?
– «Левиафан» – красавец или чудовище? (Чего нам ждать от кинематографа в 2015 году?)
В поисках третьего пути
К. Затулин: В первый день православного Рождества, бывший на Западе заурядным рабочим днем 7 января, в Париже произошло преступление. Были убиты люди. Нападение на журналистов сатирического журнала «Шарли Эбдо», интернет-копию которого я держу в руках, потрясло западный мир. Этот номер журнала, до теракта задерживавшего зарплату своим сотрудникам, после него уже собрал выручку в 10 миллионов евро. Предполагается, что соберет все 15.
Демонстрации протеста теперь будоражат мусульманские страны на Востоке, уже в знак протеста против протеста. Попытка провести такую акцию в Москве на этой неделе не разрешена властями. Почему? Попробуем разобраться.
Сюжет: Напомним, что официальными виновниками расстрела в редакции стали французские граждане, алжирцы по происхождению, братья Куаши. «Молодые люди, выходцы из Магриба». В политкорректной, мультикультурной Франции их не принято в СМИ называть ни арабами, ни алжирцами, ни террористами. Также как нельзя называть «негром» ассистировавшего им Амеди Кулибали, напавшего на еврейский кошерный магазин. Выбежавшие из здания с криками «Мы из Аль-Каиды», «Мы отомстили за пророка Мухаммеда», нападавшие добили лежавшего на земле полицейского, оказавшегося арабом и мусульманином.
В свою очередь, Куаши и Кулибали после двух дней облавы были уничтожены, причем последний – выстрелами в упор, ‑ в него попало 60 пуль, ‑ прямо перед телекамерами журналистов.
С самого начала событий и их расследования факты вступили в кричащие противоречия между собой. Хладнокровные убийцы-профессионалы, способные в течение дней и ночей уходить от погони, держать в напряжении Францию и, благодаря СМИ, весь мир, оставили в брошенной ими машине собственные документы и оказались мелкими уголовниками, теми самыми братьями Куаши. «Вся королевская рать» французской полиции и спецслужб не сделала никакой попытки захватить их живьем – чтобы потом публично строить догадки о их связях и возможностях. Накануне ликвидации террористов пулю в лоб в своем кабинете пустил руководитель расследования теракта комиссар Эльрик Фреду.
Все эти подробности и неудобные вопросы совершенно потонули в мощных манифестациях на улицах французских городов, на которые, по призыву президента Франсуа Олланда, под табличками «Я – Шарли» 11 января 2015 года вышли почти 4 миллиона человек. Манифестаций подобного размаха во Франции никогда не было. И не только во Франции. Ведь Свои несколько сот метров по парижской мостовой прошли 11 января главы государств и правительств более чем 40 стран, включая неразлучную ближневосточную пару Беньямин Нетаньяху – Махмуд Аббас, и Петр Порошенко, президент Украины.
Цитата (Леонид Радзиховский, публицист): «Нападение на культурно-генетический код и вызвало такой яростный, почти спонтанный, никем не «организованный» ответ всего народа. Французы буквально защищали свою культурную самоидентификацию ‑ отсюда этот слоган «Я ‑ Шарли!»».
К. Затулин: Вот этот-то слоган «Я – Шарли» и стал для многих в мире, в том числе и в России, пунктом преткновения в восприятии происходящего, вторым после сомнительных обстоятельств нападения.
Сюжет: Основанный в 1970 году в Париже на волне протестного движения против Де Голля левацкий сатирический еженедельник «Шарли Эбдо» изо всех сил доказывал, что для него нет ничего святого. Больших дивидендов это не приносило, и издание было закрыли, но с 1992-го возобновили вновь. В 2006-м году редакция перепечатала серию датских карикатур на пророка Мухаммеда, вызвавших волнения в исламском мире.
Цитата (Стефан Шарбонье, главный редактор журнала «CharlieHebdo»): «Мы стараемся заниматься провокациями каждую неделю. Провокации – это наш хлеб насущный».
Сюжет: Редакция, можно сказать, добилась того, что журнал стал мишенью для воинствующих исламистов: в 2011 году те устроили в офисе «Шарли» пожар.
Впрочем, когда один из ветеранов карикатуристики «наехал» на сына Саркози, собиравшегося ради приданного перейти в иудаизм, сотрудник был тут же уволен. Нонконформисты из «Шарли Эбдо» хорошо представляли, кого нельзя трогать.
К. Затулин: Следует особо отметить, что кампания «Я – Шарли» проводится в Европе по принципу «кто не с нами, тот против нас». Людей ставят перед выбором: если ты против террора, то ты солидарен с «Шарли», и никаких «но». Если не солидарен и осуждаешь их оскорбления чужих святынь, значит ты пособник террористов.
Цитата (Николай Сванидзе, политолог): «Мир определяется. Или ‑ «Я ‑ Шарли», то есть за защищенную свободу. Или ‑ «убивать, конечно, плохо, но…», что означает фактическое оправдание террора».
К. Затулин: Навязанная обществу самоидентификация со святотатцами из «Шарли» ‑ это саморазгорающийся пожар, который неизбежно приведет к обострению межрелигиозных отношений, и уже вызывает сплочение мусульманской общины вокруг радикалов. Столкновение, как Молох, требует новых жертв. Это настолько очевидно, что встает закономерный вопрос – зачем это делается? Каковы действительные цели устроителей кампании «Я – Шарли»?
Сюжет: Публичная версия – месть крайних исламских радикалов за карикатуры на пророка ‑ с развитием событий все более дополняется подозрениями, что их рукой с автоматом Калашникова кто-то водил.
Кто? Недостатка в предположениях нет, но наиболее распространенные – те, кто хотел бы крепче пристегнуть внешнюю политику Франции к США и Израилю. (Известно, что президент Олланд лоббировал сознание палестинского государства и осуждал действие правительства Нетаньяху).
Несомненным следствием теракта является усиление анти-иммигрантских и анти-исламских настроений во Франции, Германии и других странах Европы.
Президент Франции, канцлер Германии и другие лидеры Евросоюза предпринимают серьезные усилия, чтобы подчеркнуть в этих условиях свой мультикультурализм и одновременно не допустить роста влияния правых, вроде национального фронта Марин Ле Пэн во Франции или организации PEGIDA в Германии.
Конфликт европейских ценностей налицо.
К. Затулин: Вне зависимости от субъективных целей и желаний, все происходящее укладывается в русло концепции столкновения цивилизаций, выдвинутой американским политологом Сэмюелем Хантингтоном в одноименной статье в 1993 году.
Сюжет: Хантингтон сделал вывод, что на смену войнам и конфликтам между королями, затем народами – государствами и, наконец, идеологиями, как в XX веке, в новом тысячелетии приходит столкновение между Западом и незападными цивилизациями. К ним он относит исламскую, индуистскую, конфуцианскую или китайскую, православно-славянскую, латино-американскую, японскую и, возможно, африканскую. Ресурсы становятся все нужнее, мир теснее и конфликты неизбежны, причем первыми их жертвами могут стать расколотые в цивилизационном отношении страны: Мексика, Турция, Россия и другие.
Хантингтон небеспристрастен в своем анализе: в 90-е годы он считал, что Запад, и в особенности США, находятся на пике своего могущества и способны руководить миром, в котором иначе стало бы больше насилия и беспорядка. Однако, в соответствии с законами формальной логики, Соединенные Штаты, стремящиеся удержать контроль над миром, стали все больше провоцировать беспорядки, чтобы вызвать потребность в своем руководстве. Не этим ли объясняются нынешние проблемы Европы и происходящее на Украине?
Запад оказывается заинтересованным именно в превентивном конфликте с бросающими ему вызов незападными цивилизациями, чтобы не дать им набрать силы.
К. Затулин: Философы и политологи разных стран ищут и находят, в зависимости от места своей прописки, разные ответы на вопрос о том, кому на самом деле выгодно пресловутое «столкновение цивилизаций». Наш, русский вопрос ‑ не в этом. А кому оно не выгодно?
Очень простой ответ – странам со смешанным этноконфессиональным составом коренного населения. Обществам, не отказывающим себе ни в настоящих европейских ценностях, ни в широких контактах с мусульманским Югом, конфуцианским и буддистским Востоком, католической Латинской Америкой.
Одним словом – не выгодно Российской Федерации.
Сюжет: Российская Федерация, с ее национальным автономиями с преимущественно мусульманским населением, да вдобавок еще проводящая политику евразийской интеграции, по определению оказывается в перекрестье прицела конфликта цивилизаций. Вслед за Европой, в которой разгораются столкновения между коренным и пришлым населением, Россию подталкивают к разрушающему ее выбору. При том, что в отличие от Европы исламское меньшинство в России и по соседству с ней – это исконное, коренное население.
Вот с этих-то позиций и следует оценивать нынешние попытки погрузить нас в хаос анти- и происламских манифестаций «Я-Шарли!» и «Я – не Шарли!» Интерес ждущих дестабилизации очевиден. Про призывы Ходорковского все наслышаны, но вот как под его призывы подводят научную базу.
Цитата (Сергей Медведев, профессор ГУ-ВШЭ): «Культуре жизненно необходимы акты языковой, визуальной и перформативной трансгрессии: нужны карикатуры на Христа и Мухаммеда, нужны кощунства и богохульства».
Сюжет: При вполне понятном сочувствии к жертвам терактов во Франции, их близким и родным, огромное большинство населения России не поддержало взвинчивание напряженности в нашем обществе путем самоидентификации с оскорбителями религиозных чувств. Не так мы воспитаны.
Студия
К. Затулин: На протяжении многих лет, ну может быть, начиная с того самого случая с башнями-близнецами, каждый масштабный теракт вызывает, конечно, прилив внимания, первые заголовки газет и так далее. Но что-то я не припомню такого ажиотажа, как этот, по поводу теракта в Париже, связанного с «Шарли Эбдо». Чем это вы объясняете?
Сергей Кургинян (лидер движения «Суть времени»): И с башнями не было этого. Вообще все, что происходит, с «Шарли Эбдо», как бы выворачивает наизнанку мировые процессы. Единственное, что хочется в этом ощутить – это абсолютно беспрецедентную новизну всего, что происходит. Потому что, прежде всего, ну там башня. Ну, кого? Там убили каких-то коммерсантов, обычных людей, отношение к которым можно выразить, солидарность и даже сказать: «Я — как они». Беслан – тем более, да. Это очень любит Евтушенко: «Я из Бесланской школы», ‑ это всегда выглядит пошло, потому что детей убили, что ты к ним примазываешься? Но, тем не менее, при все пошлости этих примазываний речь идет, о том, что примазываются либо по отношению к безусловно благому: дети, религиозный лидер, который нес добро и так далее, либо к чему-то нейтральному.
К. Затулин: Невинные жертвы.
С. Кургинян: Невинные жертвы. В метро взорвали людей, в «близнецах». Теперь берется совсем другой вариант. Берутся люди, которые в возмутительной манере, просто за гранями всего, что может быть, оскорбляют чувства верующих, конфессию, в которой больше миллиарда человек и которая накалена, как ни одна другая конфессия мира.
К. Затулин: Они, кстати, оскорбляли всех верующих.
С. Кургинян: Это понятно. Но их-то, все-таки какой-нибудь там, ну, так сказать, я даже не буду перечислять там какие-то патологические формы сексуальных актов. Понятно, там что-то запредельное. Это не Бидструп, который рисует Бога где-то на облачке как доброго и очень смешного старичка. Это жесточайшая карикатурная репрессия.
Этих людей убили. Осуждаем все это. Никакая норма мира, всего мира, никогда не требовала, чтобы идентифицировались. Я не понимаю. Предположим, что со мной что-нибудь случилось. И что? Николай Сванидзе должен сказать: «У меня теперь идеи как у Кургиняна?» Ну, это же бред.
К. Затулин: А почему тогда?
С. Кургинян: Так вот. Значит, что-то нужно. Но вот этот бред не осуществлялся никогда.
К. Затулин: Произошло какое-то накопление вот этого народного гнева?
С. Кургинян: Народного гнева? Ну, что-то мне в это не очень верится. Двадцать холеных людей с разных концов света приехали выражать народный гнев? Не верю.
К. Затулин: Вы имеете в виду демонстрацию?
С. Кургинян: Демонстрацию отдельно снятых лидеров государств. Теперь вся Америка кричит: «Почему Обама не приехал? Почему Обама не приехал?» Либо это мировое безумие, либо это процесс, у которого есть очень серьезный субъект. И это процесс действительно переформатирования мира, потому что понятно же, что дальше будет. Требуют именно идентификации с этими людьми. Как она осуществляется? Через действия. Значит, я сказал: «Я – Шарли». Дальше я должен что-то сделать.
К. Затулин: Ну, идентификация: вот я должен купить журнал. Он уже вышел 10 миллионами экземпляров.
С. Кургинян: Потом я должен в своих журналах, как призывал Ходорковский, такие же карикатуры делать. А потом уже бросается граната в мечети. А потом мечети будут бросать гранаты в ответ.
К. Затулин: То есть столкновение цивилизаций?
С. Кургинян: Столкновение вот этих групп…
К. Затулин: Вообще можно вот присвоить журналистам «Шарли Эбдо» статус представителей христианской цивилизации, а, скажем, убившим их террористам – исламской цивилизации?
С. Кургинян: Не христианской. Это ‑ типичный постмодерн, анархистское леваческое, троцкистское дело. Никакого отношения к классической христианской цивилизации…
К. Затулин: Ну, а тех, кто их убил? Это что? Исламская цивилизация?
С. Кургинян: Нет, это исламисты, если это они.
Произошло локальное событие, и оно не безвинное, понимаете? Вот, когда убивали детей: за что? Это было безвинно.
Можно десять раз сказать, что за такие вещи не надо убивать. Но понятно, что здесь это было не безвинно. Их предупреждали, что их будут убивать, они наращивали свой стиль и так далее. То есть, произошло не беспричинное событие, достаточно локальное.
В ответ на это событие, во-первых, реакция абсолютно несоразмерная. Во-вторых, впервые демонстрации, которые прежде были запрещены просто. Все понимают, что это раскачка. И, в-третьих, вот эта идиотская, нарушающая тысячелетнюю практику, идентификация. Почему, если я протестую против того, что кого-то обидели, я должен принять его идеологию?
К. Затулин: То есть, есть подозрение, что это было провокацией. Кстати, масса подозрений, что и 11 сентября, тоже ‑ Кьеза написал целую книгу по этому поводу. И внятно на многие вопросы никто так и не ответил.
С. Кургинян: Да.
К. Затулин: Вот здесь ощущение провокации, оно как бы…
С. Кургинян: Больше.
К. Затулин: Гораздо…
С. Кургинян: Самолетик ударится так точно – это все равно, что иголкой продырявить нитку такую натянутую. Это надо тренироваться. Где? В Соединенных Штатах это нельзя. Я это все писал тогда.
Но я не люблю конспирологию. Это такие как бы подозрения, они могут навсегда остаться. Кто убил Кеннеди?
А тут что-то вопиющее. Они что, с ума сошли? Это мировое сумасшествие. Зачем они призывают идентифицироваться? Они никогда не призывали, никогда. Тысячелетия история, я не помню таких идентификаций.
К. Затулин: Ну, соблазнительно такого рода ответом прекращать любые другие поиски. Мы хотим чего-то доискаться.
С. Кургинян: Значит, сейчас они наедут на Ислам. Ислам очень ценит такую «мачистость», стойкость, способность ответить. Он ответит. Они еще раз наедут сильнее. Он еще ответит. Кто будет это зачищать? «Шарли Эбдо»? Олланд? Это будут зачищать совершенно другие круги. Рано или поздно это докатится до того, что раз в Европу сначала закачали миллионы людей, то теперь их должны оттуда депортировать. Но это же если это произойдет.
К. Затулин: Вы имеете в виду мусульман, иммигрантов?
С. Кургинян: Да, конечно. Всего. Теперь же говорят: «Если вы сюда приехали, то вы все терпите». Простите, вы прежде говорили: «Мультикультуральность. У вас своя культура, у нас – своя». Значит что? На мутикультуральности крест. Ну, так вы скажите это в Европарламенте, везде, что мутикультуральности больше нет. А что есть?
К. Затулин: Вот у меня в связи с Украиной, с историей во Франции возникает другой вопрос: почему убить около двух десятков человек во Франции – это грандиозное преступление, а убить тысячи людей и продолжать их убивать на Украине – это как бы «мы выражаем свою озабоченность»?
С. Кургинян: Я еще добавлю все-таки опять, убить совсем безвинных – это намного более тяжкое преступление. Я назову тоже преступлением убить виноватых. Но убить безвинных и убить виноватых – это разные преступления. «Шарли Эбдо» сделал все, чтобы быть виноватым. Значит, убили немножко виноватых. А когда убивали тысячи и тысячи, десятки тысяч безвинных, то просто глядели мимо. А теперь все европейские лидеры, все вместе, все идут, все рыдают. Это что такое?
К. Затулин: Теперь давайте, Сергей Иванович, поговорим о реакции в России официальной и неофициальной. Вот я обратил внимание на вашу публикацию. Собственно, это было поводом к тому, что мы вас пригласили. В «Регнуме», по-моему, это было.
С. Кургинян: Да.
К. Затулин: Где вы одним из первых, если не первый, заговорили о том, что ни за «Шарли», ни против «Шарли» проводить манифестации в России не следует, потому что само по себе выяснение отношений по этому поводу разрушительно для России. Смысл в этом?
С. Кургинян: Конечно.
К. Затулин: Значит, тем не менее, попытки были. И на протяжении нескольких дней наше центральное телевидение искало верный тон, то впадало, в понятную на самом деле чисто человеческую реакцию: «Вот, мы показываем, как москвичи солидарны с журналистами французского издания», ‑ то потом начинались рассуждения… Мне кажется, Ходорковский помог, призывал всем публиковать карикатуры на пророка Мухаммеда. Тут, так сказать, центральные средства массовой информации сообразили, что если уж Ходорковский к этому призывает, то они никак не должны. Тут они это поняли.
С. Кургинян: Методом от противного.
К. Затулин: Методом от противного. Ну, а вот в данном случае после всего, что мы пережили уже: и однополые браки, и дехристианизацию Европы и так далее ‑ то есть расхождение культурных путей между современной Европой и современной Россией. Вот то, что касается этой истории Шарли Эбдо, это продолжение данного тренда расхождения между Европой и Россией?
С. Кургинян: Конечно, конечно. Почему? Ну, какая была работа там у Энгельса? «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Значит, он считал, что семья, частная собственность и государство – три краеугольных камня буржуазного общества, того, что было создано Великой французской революцией. Какая была семья! Мощнейший институт. Они разрушают семью полностью. Они разрушают вот этот брутальный абсолютно… За что сидел Оскар Уайльд? «Баллада о Редингской тюрьме».
К. Затулин: За то, что был гомосексуалистом.
С. Кургинян: Да, да.
К. Затулин: И уж, по крайней мере, восхвалял.
С. Кургинян: Немного понадобилось, чтобы он оказался в Редингской тюрьме, и написал там свою балладу. Значит, это же уже совсем не та цивилизация. Мы – другие. Другая Европа. Хотели зайти в церковь, а стал – бордель. Мы не хотим в бордель, мы шли в церковь. Ошибок не было, хотя я считаю, что ошибка была. Но можно же сказать, ошибок не было. Все.
К. Затулин: Можно сказать по-другому, что мы и есть Европа, а они уже не Европа.
С. Кургинян: Да, конечно. Мы – альтернативная Европа. И, конечно, все истерические, это же нужно прочитать текст Николая Карловича Сванидзе, нужно срочно всем стать «Шарли» немедленно, потому что это единственный шанс войти в Европу. Теперь они хотят через это «Шарли» нас повернуть назад. А там никто не берет.
К. Затулин: Возьмем другую сторону – ислам, мусульманский мир. Россия является наблюдателем в организации исламской конференции. Кстати, в православии никакой православной конференции нет. Я вот несколько лет пытался увидеть что-либо в Межпарламентской ассамблее православия. Это единственная светская организация в православном мире, пусть живущая на подаяние Греции и России, но при этом включающая парламентарии из 30 православных стран. Включая Уганду, где оказывается половина населения православные, греки в 70-ые годы заполнили вакуум после Амина проповедью православия в Уганде…
Ну, ислам, все-таки, то, что с ним происходит? Он корчится на Востоке. Если это все-таки его родовая травма, связанная с молодостью этой религии, связанная с тезисом о джихаде? Который, конечно, современные миролюбивые богословы пытаются трактовать как путь к самосовершенствованию. А те, кто читают тексты в оригинале, считают, что это прямой призыв к постоянной войне с неверными. Вот сам по себе этот ислам, он не тупиков?
С. Кургинян: Мы же видим всюду, что есть же сопротивление. Первое, что я бы хотел сказать – есть огромное растущее сопротивление этой порче.
К. Затулин: В самом исламе?
С. Кургинян: В самом исламе. И ничего бы не сделали без суфиев, ничего.
К. Затулин: Так, может быть, истории, вроде «Шарли», должны загнать эту болезнь?
С. Кургинян: Как суфии себя ведут? Если суфии считают, что ваххабиты спровоцировали войну в Чечне, неважно где. Но уже пришли русские ‑ что будут делать суфии первым? Они выйдут, будут умирать, отстаивая Чечню. Почему? Потому что иначе они теряют поддержку.
К. Затулин: В «Хаджи – Мурате» уже все пройдено.
С. Кургинян: Известно, да. Значит, теперь, если начнется такое тотальное оскорбление, то все те, кто хотели бы сейчас освободить от исламизма идентичность…
К. Затулин: От джихадости этой.
С. Кургинян: Да. Они должны быть убиты, и тогда исламистская конструкция должна победить всюду. Единственные, на кого работают ультралибералы и троцкисты из «Шарли Эбдо» – это на Аль-Каиду, реально на Аль-Каиду. Значит, сейчас начнутся все эти, «Мы все – Шарли», ‑ печатаем невероятные оскорбления, сексуальные. Дальше что?
К. Затулин: Это наш последний решительный бой.
С. Кургинян: Да.
К. Затулин: То есть это превентивная провокация, которая приводит к превентивной войне одних с другими. Поскольку западный мир по факту сильнее, он имеет шанс подавить…
С. Кургинян: Это мы посмотрим, кто сильнее. Они уже сунулись в Афганистан, мы-то там еще держались, а как они оттуда покатились, мы все видели.
К. Затулин: Это-то так. Дело в том, что Афганистан тоже не стал лидером мира в результате всего этого.
С. Кургинян: А вот тут мне кажется, что русские могут, что будет еще ждать исламский мир, пять-семь лет он будет ждать, что русские что-то возглавят. Необязательно, что они сами что-нибудь про ислам будут говорить, вот что-нибудь такое большое ждут от русских. От русских все время ждут.
К. Затулин: Нужно всем переодеться, по призыву Дугина, в одежды XVI века…
С. Кургинян: Дугин – странный человек. Дугин… Я сейчас объясню, почему он странный. В чем я видел единственный плюс евразийства настоящего? Что он говорил: «Запад – мерзость. Уходим». Знаешь, что такое «евразийство» для меня? Уходим к тюркам, к кому угодно. Я не разделяю это. Мы – Запад. Мы – альтернативный Запад, никуда мы не должны уходить. Но в этом еще была мысль. Теперь говорит: «Что мы всю Европу там правую, какую-то полунацистскую, и так далее, должны взять и соединить с тюрками». А как это можно соединить, иначе как в химерах Гиммлера?
К. Затулин: Нет, Унгерн еще был.
С. Кургинян: Унгерн да.
К. Затулин: Ну, во всяком случае ясно, что история с «Шарли Эбдо» далеко не такая односложная, как это, может быть, кажется людям, которые с утра до вечера смотрят «Евроньюс».
С. Кургинян: Я думаю, что это поворотный круг истории.
К. Затулин: Посмотрим. Спасибо вам за участие в нашей программе.
Резюме К. Затулина: В своей пророческой статье Сэмюель Хантингтон 20 лет назад писал: «Мир, где происходят столкновения цивилизаций, ‑ это неизбежно мир с двойной моралью, одна используется по отношению к «братским странам», а другая – по отношению ко всем остальным». Самый яркий пример – кампания умолчания по поводу гражданской войны и массовых убийств мирного населения на Востоке Украины. На фоне демонстрации солидарности с «Шарли Эбдо», к которой поспешил присоединиться президент стреляющей Украины. Почему смерти в Донбассе куда меньше волнуют демократическую Европу – задают один и тот же вопрос люди по разные стороны фронта между ополченцами Новороссии и войсками Украины. Просто, как говорил другой выдающийся ученый Альфред Тойнби «для западных людей это совершенно новый опыт – пострадать от рук остального мира, как весь остальной мир страдал от Запада в течение последних столетий».
Мир праху карикатуристов «Шарли Эбдо» и всех жертв терактов во Франции, как и в любой другой стране мира. Их убийцам нет прощения ни на земле, ни на небе. Но участвовать в провокациях, направленных на столкновение цивилизаций Россия не будет. Как себе вести, мы решим сами. Без подсказки иностранцев – внешних и внутренних.
«Левиафан» – красавец или чудовище?
К. Затулин: В прошлом и позапрошлом году в эфир выходили специальные передачи из цикла «Русский вопрос», посвященные проблемам нашего кино. Мы отдали должное обсуждению трудностям кинопроизводства и конкуренции русского кино с иностранным в отечественном кинопрокате, но основное внимание, конечно, уделили содержанию – поиску киногероя для нашего времени или попыткам с позиций сегодняшнего дня вершить на экране суд над прошлым. Что, согласитесь, оказывает влияние на умы в выборе лучшего будущего.
Начало года – хороший повод поговорить о том, чего нам ждать от кино в 2015 году. Ведь из всех искусств важнейшим для нас, как и сто лет назад, конечно, остается кинематограф – старший в семье телевидения и Интернета, законодатель их мод.
Сюжет: В 2015 году через кинотеатры в России пройдет около пятисот художественных фильмов, подавляющее большинство из которых зарубежного производства. Уютно чувствующих себя на игле «голливудского кино» ждет в апреле седьмая серия «Форсажа» с Вином Дизелем, возобновление в мае «Саги о безумном Максе» с наголо обритой Шарлиз Терон, очередной «Парк Юрского периода» в июне и восставший из пепла «Терминатор» со Шварценеггером в июле. На помощь всем им во втором полугодии придет Дэвид Крейг в 24-м фильме о Джеймсе Бонде, Том Круз, в пятый раз опровергающий, что «Миссия невыполнима», новые «Голодные игры» и «Звездные войны».
На тематику отечественного кино, ‑ а в год в России снимается до 100 картин, ‑ окажет влияние 70-летний юбилей победы в Великой Отечественной войне: «Битва за Севастополь» – история снайпера Людмилы Павличенко, уничтожившей в боях более 300 гитлеровских солдат и офицеров; новая экранизация «А зори здесь тихие…» Сергея Васильева у режиссера Рената Давлетьярова и повести Эммануила Казакевича в фильме «Дорога на Берлин», продюсером которой выступил Карен Шахназаров.
Военная тематика в кинематографе касается не только периода Великой Отечественной войны. По Центральному телевидению уже анонсируется новый фильм Дмитрия Месхиева «Батальон», который рассказывает об этом женском подразделении, созданном Временным правительством в 1917 году. Именно эту историю из всей Первой мировой войны взялись продюсировать Федор Бондарчук и Игорь Угольников.
В числе будущих кинопремьер в 2015 году – римейк знаменитого советского фильма «Экипаж», «Матильда» режиссера Алексея Учителя о судьбе знаменитой Матильды Кшесинской, прима-балерине и любовнице наследников престола; «Территория» Александра Мельника по памятному роману Олега Куваева с Сергеем Лавроненко в главной роли и другие. Отечественное общество с ограниченной ответственностью «Аватар фильм», ‑ не путать с блокбастером Джеймса Камерона, ‑ прежде отметившееся выпуском сериала «Бригада», заявило о начале работ над фильмом о присоединении Крыма к России. Фильм, который уже успел сменить название ‑ рабочее название «Домой» превратилось в «Море волнуется» ‑ должен появиться на экранах осенью 2015 года.
К. Затулин: Как видите, фильмов в России сегодня снимается немало. Какого качества и содержания – вопрос отдельного обсуждения. И рубеж старого и нового года как раз и ознаменовался взрывом страстей вокруг нового фильма режиссера Андрея Звягинцева «Левиафан», уже получившего в США престижный приз «Золотой глобус» и номинированного как лучший иностранный фильм 2014 года на премию «Оскар».
Цитата (Владимир Хотиненко, режиссер): «Фильм произвел на меня глубокое впечатление ‑ таких эмоций я давно уже не испытывал. Я часто повторяю: «Правда жизни не есть правда искусства». Но фильм Звягинцева ‑ редкий пример того, когда есть и правда жизни, и правда искусства».
Цитата (Станислав Говорухин, председатель комитета Госдумы по культуре, режиссер): «В определенной степени фильму, наверное, помог момент конъюнктуры, но прежде всего это просто удачная картина. Понятно, что за рубежом в первую очередь востребованы фильмы определенной направленности — тема «Россия в дерьме», скажем так. В «Левиафане» есть момент социальной критики, но ее нельзя назвать социальной драмой. Фильм посвящен иным, самым важным вещам — а именно судьбам людей».
Цитата (Кирилл Фролов, глава ассоциации православных экспертов): «Левиафан» ‑ это зло, а злу не место в прокате. Мы попросим Министерство культуры не допустить выхода фильма на экраны».
Сюжет: Премьера фильма «Левиафан», уже прошедшая во многих странах и на фестивалях за рубежом, намечена в России на февраль. И хотя пользователи Интернета, да и мы сами, откровенно говоря, уже успели ознакомиться с расхожей версией «Левиафана», правила не позволяют нам выходить за рамки официального трейлера при показе эпизодов фильма. Действие ленты развивается в провинциальном русском городке на Севере – на самом деле это Териберка в Мурманской области, ‑ на морских отмелях которого гниют остовы китов и кораблей. Это – иллюстрация авторов к названию своей киноповести, в которой «Левиафан» ‑ не столько напоминание об истории многострадального библейского Иова, сколько олицетворение чудовищного государства из книги о власти английского философа XVII века Томаса Гоббса.
Главным представителем государства в фильме представлен зарвавшийся в коррупции и вседозволенности мэр городка, отбирающий у неуживчивого правдоискателя, простого человека, его дом. Фабула, заимствованная из нашумевшей несколько лет назад истории конфликта такого же простого сварщика с владельцами цементного завода в штате Колорадо, как и положено, используется для обнажения характеров основных действующих лиц и обличения пороков системы, частью которой представлена Православная церковь.
Мало кто из критиков фильма сомневается и в творческих способностях режиссера, оператора и актеров, играющих заглавные роли. Острие спора в другом – клевета или жестокая правда? Конъюнктурное кино, утверждающее самые негативные представления о России на Западе или луч света, рассеивающий «темное царство» во имя будущего?
Сам режиссер Сергей Звягинцев не помогает в поиске однозначного ответа на эти вопросы, будоражащие уже и тем, что создание фильма частично финансировалось Министерством культуры. При этом фильм, беспощадно осуждающий церковь и государство, продолжает свое победное шествие по зарубежным фестивалям и вызывает прилив патриотизма – как у противников, так и у сторонников этого нового русского кино, вышедшего на мировой уровень.
Студия
К. Затулин: Какой будет герой российского кино для российского зрителя в 2015 году?
Даниил Дондурей (главный редактор журнала «Искусство кино»): Ну, он будет разный. С одной стороны, есть фильмы, которые сейчас завершаются, фильмы, которые финансирует министерство культуры, патриотические фильмы, в общем, в России довольно их много.
К. Затулин: Ну, 70 лет победы.
Д. Дондурей: Да, конечно. И с другой стороны, фильмы, так называемые такого авторского кинематографа, например, Саша Миндадзе снимает фильм об отношении с Германией.
Сейчас в берлинском фестивале будет участвовать картина Леши Германа сына.
К. Затулин: Ну, я знаю, что мой знакомый режиссер Учитель снимает фильм красочный про Матильду Кшесинскую.
Д. Дондурей: Да, ну, это большое, это русский блокбастер, да, это большой.
К. Затулин: Николай Петрович, скажите, вот при том, что фильмов много разных, к сожалению, наших меньше, чем не наших, все-таки, каких фильмов в России сегодня не хватает по вашему мнению? Или с российскими фильмами все хорошо?
Николай Бурляев (народный артист России, режиссер): Думаю, что не хватает тех фильмов, на которых мы росли. Фильмы «Александр Невский», «Кутузов», «Ушаков», «Нахимов»…
К. Затулин: Патриотические, ну, понятно.
Н. Бурляев: Патриотические фильмы, «Зоя Космодемьянская», «Александр Мотросов», ну, и так далее. Мы на этом росли, а мои дети сейчас растут на другом. Даниил Борисович, он уважаемый киновед, ну, он так сказать рыночник и кино, он все знает про рынок. А я против рынка в области кино вообще.
К. Затулин: Он сразу с цифр.
Н. Бурляев: А я вообще против этого. Я белая ворона, я воспитан Тарковским, я воспитан на другом, и мои представления о том, какое должно быть кино, оно совершенно другое, чем, ну, вот наших критиков. Я считаю, что то, что сейчас делается в нашем кинопрокате, это уже не наш кинопрокат, российский кинопрокат стал отделением американского. И мы пополняем мощь Голливуда нашими рублями, когда приводим наших детей, или они идут сами, девочки, там, и так далее. Я лично в тревоге большой давно за наш кинематограф.
К. Затулин: Ну, вот вы… это была разминка, вы сами подвели меня к теме, которая, в общем, в нашей программе, как и вообще в дискуссиях, которые идут с начала года, занимает такое яркое центральное место. Фильм Андрея Звягинцева «Левиафан», вы этот фильм видели?
Д. Дондурей: Да.
К. Затулин: Ваше мнение о фильме, сжато.
Д. Дондурей: Мне кажется, что это чрезвычайно острое актуальное кино, ставящее вопросы о происходящем в России сегодня в форме библейской притчи, это очень важно. Это традиция обсуждения русского героя, такие очень важные российские традиции. Но самое главное, это такое передача боли за происходящее в стране. Когда на последнем сеансе Каннского фестиваля был официальный показ этого фильма, я видел 3,5 одетых в бабочки, голые спины знаменитостей мировых, которые 15 минут аплодировали фильму. И французы, как это они умеют, с 4-5 камер выводили это на экран.
К. Затулин: Признание.
Д. Дондурей: Признание, мировое признание, это главный кинозал мира. Мировое признание, они, значит, что-то такое увидели или узнали о России в конце мая 14-ого года из этого фильма. И видимо хотели понять, что она с собой сегодня представляет.
К. Затулин: «Они признали», ‑ это для нас какой-то уже вердикт?
Д. Дондурей: Дело в том, что там все-таки собираются профессионалы, там огромный рынок. И там собираются профессионалы, и попасть на вот этот главный показ, я был именно не для журналистов, а на главном показе. И это признание. Действительно он собрал несметное количество призов, он абсолютный чемпион по продажам этого фильма в мире. 71 страна купила за эти полгода фильм и выпустила.
Н. Бурляев: Да, меня очень умиляло все то, что сейчас говорил уважаемый Даниил Борисович про эти голые спины 30 000, про бабочки…
Д. Дондурей: Нет, 3 000.
Н. Бурляев: Ну, 3 000 голых спин и бабочек, которые 15 минут рукоплескали фильму Андрея Звягинцева. Вот как мне тут быть? Понимаете, я знаю Андрея, я к нему отношусь просто как к человеку, очень хорошо. Я знаю, что Андрей очень любит Тарковского, очень, боготворит Андрея Арсеньевича, и хочет подражать…
Я тоже люблю Тарковского. Но только вот в чем вся разница. Я знаю, что Андрей обязательно посмотрит эту программу, поэтому я прямо к нему обращаюсь. Андрей, не обижайся на меня, мы оба любим Тарковского, но ведь у Тарковского каждый его фильм, он поднимал душу человека на более высокий духовный уровень. И твои фильмы, вот этот фильм, в частности, я его увидел в Ницце, куда я приехал с Госфильмофондом и я…
К. Затулин: Тоже голые спины были?
Н. Бурляев: Не было, там была наша эмиграция, они пришли посмотреть русские фильмы. И я там говорил первую речь, что вот к вам приходит Госфильмофонд, это целая империя, 70 000 фильмов, что теперь мы вам покажем, какая есть Россия, какое кино. Мы будем показывать такие фильмы, на которые вы можете приводить ваших детей. Дальше я сел в зал, на третьей минуте я слышу мат, я так поднапрягся, потому что Андрей себе позволил. Этот мат пошел по всему фильму через каждые 5-7 минут. Люди пьют. Русские люди, Даниил Борисович отметил, что актеры играют хорошо, да, хорошо играют, на оценку 4 играют пьяных русских людей, пьют все абсолютно. И главный герой, вы говорите герой… Какой он герой?
Это спивающаяся личность. Пьют в каждом кадре, рюмками, стаканами, из горла. Пьют все, главный герой, Мадянов, вечно пьяный, это мэр, но это ладно. Но какую Россию показывают? Вот такую Россию, которую хочет видеть Запад. И поэтому 3000 голых спин и бабочек аплодировали этому фильму. Андрей, ты в опасности большой. Ведь каждый художник делает в жизни, в творчестве именно то, что он сам себя представляет. Неужели ты так относишься к России, неужели ты не хочешь помочь ей подняться, как Андрей Тарковский? Выходи из этого пеке от своих продюсеров, от этих сценариев американских, которые ты переиначиваешь на русский лад. Андрей, Россию надо поднимать, поднимать.
К. Затулин: Вот есть, таким образом, две точки зрения.
Д. Дондурей: Да.
К. Затулин: Первая, «Левиафан» ‑ это жестокая правда жизни.
Д. Дондурей: Жестокая правда жизни.
К. Затулин: А вторая точка зрения ‑ коньюктурное кино, сделанное на потребу Западу. Вот какую цель ставил перед собой Звягинцев, рассказывать правду или преподнести ее кому-то в угоду? Вот как вы думаете?
Д. Дондурей: Ну, Андрей самый награжденный русский режиссер за 108 лет игрового кино, даже больше чем уважаемый Тарковский, всеми любимый и ценимый. Так получилось, что он самый награжденный, это всего лишь его четвертый фильм. Поэтому ему кому-то угождать в любую минуту может снимать всюду кино, то есть его статус колоссальный.
К. Затулин: Вы хотите сказать, что он не интересуется этим всем? Это для него тленно…
Д. Дондурей: Нет, это очень важно, очень важно, дело в том, что мировое признание. Он был номинирован на все европейские премии, он получил их несметное количество. Не получил правда «Феликса», потому что у него есть в этом году один настоящий конкурент, это фильм «Ида», режиссера Павликовского.
К. Затулин: Польский фильм, по-моему, о том, как поляки уничтожали евреев?
Д. Дондурей: Да.
К. Затулин: О чем поляки не рады видеть.
Д. Дондурей: Ну, естественно, это очень сложный …
К. Затулин: Там, по-моему, в Польше примерно такие же дискуссии, как у нас о «Левиафане»?
Д. Дондурей: Ну, конечно, при том, что он получил все «Феликсы» этого года.
К. Затулин: Вот это очень важно, потому что как минимум такого рода дискуссии, не являются привилегией нашей страны… Оставим Звягинцева, его мотивы, в конце концов, в чужую душу не залезешь. Но вот скажите, а нет ли все-таки некого внутреннего такого противоречия?
То есть, вот тот факт, что этот фильм Звягинцева выступает против церкви, выступает против не только церкви, но и даже против веры, как таковой, если я правильно понимаю…
Д. Дондурей: Ну, веры нет. Он против иерархов, против каких-то…
К. Затулин: Он говорит «Где твой Бог?».
Д. Дондурей: У него дискуссия.
К. Затулин: Да, у него дискуссия со священником, не с иерархом, а с местным священником.
Д. Дондурей: Да, конечно, это сделано специально, как вы понимаете.
К. Затулин: Это сделано специально.
Д. Дондурей: Для того, чтобы показать, он стоит за хлебом, этот священник.
К. Затулин: После того, как ты…
Д. Дондурей: А не приехал в мерседесе…
К. Затулин: Я его право не отрицаю, я говорю о том, что он пытается говорить о глубинных вещах и после этого идет на фестиваль за «Золотым глобусом», зная о том, как это будет воспринято в той самой стране, которой он хочет добра.
Д. Дондурей: Ну, он же не пиарщик, он художник. Его задача, пусть этим занимается господин Мединский, он пиарщик. А Звягинцев ‑ художник, он так переживает состояние страны, он так его видит. Он видит какое-то двоемыслие, он видит какое-то отсутствие, например, объективной судебной системы, какие-то примеры бандитов.
К. Затулин: Я с вами в этой части не спорю, он имеет право так видеть. И более того, мы во многом многие из нас видят примерно то же самое.
Д. Дондурей: Наверное.
К. Затулин: Но вопрос-то в другом. Если ты заявил себя в этой роли, то тогда свою роль, свою собственную роль доведи до конца.
Д. Дондурей: То есть?
К. Затулин: Сделай хотя бы так же, как Кончаловский, скажи «Я не хочу выдвигаться на «Оскар».
Д. Дондурей: Ну, Кончаловский ‑ это особый и специальный случай, Кончаловский. У него фильм не мог выдвигаться на «Оскар», потому что он написал несметное количество антиголливудских текстов, несметное. Он многократно говорил, что это позорящее его прошлое…
К. Затулин: Хорошо, Николай Петрович, я хочу вам неудобный вопрос задать. Против «Левиафана» много критики, особенно в патриотических кругах она имеет право на жизнь, безусловно. Но, может быть, Звягинцев ‑ это такой Гоголь? Знаете, Гоголь написал «Мертвые души», до этого написал «Ревизора», обличал недостатки тогдашнего общества, тогдашнего строя. Может быть, это… Правда Гоголь не стремился ни к какому «Оскару», это тоже факт.
Н. Бурляев: В то время этого не было.
Д. Дондурей: И Пулитцеровской премии не получил.
Н. Бурляев: А вы вспомните еще Салтыкова-Щедрина сюда еще можно вспомнить, да, то же сатира на русскую жизнь. Но только заметьте, что и у Гоголя, православного христианина, и у Салтыкова-Щедрина, православного христианина, подход к этой сатире и к России с любовью, болью, и после их произведений ты не перестаешь любить Россию. Здесь другое. Здесь нет, во-первых, это уже новый киноатеизм…
К. Затулин: Вы подсказали очень интересный вопрос. Почему Гоголь, который, безусловно, был знаком и с пьяными попами, и с попами-мздоимцами, почему он не вывел ни одного попа-мздоимца в «Мертвых душах» или в «Ревизоре»?
Н. Бурляев: Здесь, к сожалению, большому, Андрей позволил себе бросить камень в русскую православную церковь. Это действительно серьезный проступок Андрея. Я понимаю, быть может он не верующий человек, о вере мы с ним никогда не говорили, поэтому я не знаю его отношение к вере, но посметь вот так подать эту тему, что мол иерарх ‑ он оказывается и с этим мэром пьяницей гнусным, у них какие-то есть дела. Самое главное, что вот это доброе говорит, учит людей ‑ уже нет веры такому человеку. Андрей, зачем это делать? Ведь вера православная ‑ это последний хребет, на котором держится Россия. С этим надо быть очень осторожным.
К. Затулин: Ну, вот теперь, все-таки, о фестивалях, которым мы посвятили много времени. Действительно, у нас в крови желание получить одобрение.
Д. Дондурей: Нет, вы знаете…
К. Затулин: Нет, я говорю сейчас не о режиссерах, я говорю даже о политиках, о Михаиле Сергеевиче Горбачеве, которого все подозревали, потом правда, что под аплодисменты уступал наши интересы: ему казалось, что он идет в верном направлении, его же одобряют, новое мышление и так далее. Как вы полагаете, Даниил Борисович, вот Золотой глобус, а то и «Оскар». Они помогают авторам фильма достучаться до российской аудитории со своей правдой. Или у нас произойдет тоже самое, что с Пастернаком и «Доктором Живаго»?
Д. Дондурей: Нет, вы знаете, мировое признание ‑ оно не за деньги. Оно не бывает так, что кто-то договорился, решили в Госдепе или подкупили…
К. Затулин: А я вообще об этом не говорю.
Д. Дондурей: Нет, это я отвечаю или 6000 голосующих членов академии «Оскар», около 6000 голосуют. Они что-то такое хотели. Это не так, это достаточно объективно, видимо, на них это подействовало, они все получили эту картину, посмотрели ее.
К. Затулин: Но вопрос в другом. Если ты заявляешь такую серьезную позицию, мы говорили здесь о Тарковском, да. То есть, если вспоминаем Тарковского, то получается, что Тарковский, в том числе и своей жизнью пытался пробиться к тому, что он показывал на экране. Я не прав?
Н. Бурляев: Ну да.
Д. Дондурей: Ну, он участвовал в международных фестивалях.
К. Затулин: Он участвовал в фестивалях. И не мог не участвовать потому, что это ну профессиональный долг, если хотите.
Д. Дондурей: Да, конечно.
К. Затулин: Но вот, но вот сегодня, вот сегодня, в нынешней ситуации, когда Россия, я не говорю ‑ права Россия, справедливо она пострадала от санкций, несправедливо, но она сегодня ну, по сути, возвращена во времена холодной войны. Представьте себе, что Солженицын и Шаламов открываются потрясенному вашему воображению не много позже событий, которые они описывают, не в период там зарядки или мирного сосуществования, а накануне Сталинграда? Это хорошее время для того, чтобы рассказывать обо всех этих обстоятельствах?
Д. Дондурей: Вы знаете, во-первых, ни Шаламов, ни Солженицын, если бы их вещи опубликованы в то время, о котором они пишут, они бы не остались живыми.
К. Затулин: Конечно.
Д. Дондурей: Это все-таки ‑ произведение искусства. Дело в том, что произведения искусства смотрят меньше 2% граждан нашей страны. Подавляющее большинство смотрит сериалы, сериалы российские, сериалы с утра до ночи. Мы ‑ абсолютные чемпионы мира по производству и показу сериалов.
К. Затулин: До этого, правда, были чужие сериалы, тоже с утра до ночи.
Д. Дондурей: Нет, нет, мы их все вытеснили, уничтожили.
К. Затулин: Николай Петрович, ваша точка зрения все-таки? К чему приведет все-таки в результате эта дискуссия? К тому, что наше общество расколется в результате восприятия этого фильма? Оно приведет к тому, чтоб исправлялись те наши ужасные недостатки или…?
Н. Бурляев: Россия, наша культура, опираясь на основы Новой государственной культурной политики, должна будет сделать рывок, и пусть этот западный мир, все эти «Оскары», Канны, но не это для нас эталон! Не то, что там нам в Каннах похлопают, или «Оскары», или глобусик дадут. Ведь когда-то, один человек, живший на Западе, говорил: «Спасение России есть спасение мира, гибель России есть гибель мира». Ведь все тенденциозно в искусстве, но какой тенденцией ты, автор, придерживаешься? Поднимаешь ли ты душу к высотам или опускаешь ее во тьму!».
Резюме К. Затулина: «Левиафан» Андрея Звягинцева следует, безусловно, отнести к категории протестного кино. Было бы смешно отрицать, что в жизни современной России нет поводов для протеста. Часто жесткого, хотя бы в силу нашего характера и остроты проблем.
Но каждый, а тем более художник с мировым именем, выбирает конечную цель и время для своего протеста. И здесь взгляды Андрея Звягинцева и передачи «Русский вопрос» могут не сойтись.
Уместно ли, под аплодисменты чужой аудитории, толкать наше общество, идущее по канату, в спину ‑ даже для того, чтобы оно шло быстрее? Дело не в том, что из всех вариантов развития сюжета авторы фильма на каждой его развилке выбирают самый обескураживающий, беспросветный. В жизни бывает и так. Выводы, которые напрашиваются по итогам фильма, прямо противоположны нашим: больше веры лучше, чем меньше. От того, что дискредитировавший себя за кулисами иерарх публично произносит правильные слова, эти слова не теряют своего смысла. Так же как идеалы равенства и братства между народами, внушенные поколениям советских людей, никак не могут быть опорочены крушением Советского Союза и личными пороками его вождей.
Человек, в самом деле желающий в наше время достучаться до сердец в России, должен понимать, что поход за статуэтками «Оскар» на чужой стороне не приближает его к цели.
С вами был Константин Затулин. До встречи в программе «Русский вопрос» на следующей неделе, в это же время, на канале ТВ Центр.
Отклик
Уважаемый Константин Федорович! Только что посмотрела очередную Вашу передачу… На глаза наворачиваются слезы… Огромнейшее Вам спасибо!!! Я всегда восхищалась ВАШЕЙ гражданской позицией. И вовсе времена разделяла и разделяю ее. ТАК ДЕРЖАТЬ!!! А что касается всяких там Звягинцевых, Немцовых, Удальцовых и прочих, то они люди несчастные, ибо Россия ИМ НЕ НУЖНА, ОНИ НЕ ЛЮБИЛИ РОССИЮ и не любят. Для них главное — набить карманы американскими долларами, за них они и мать свою продадут, коль подвернется случай. А РОССИЯ БЫЛА, ЕСТЬ И БУДЕТ! Дай ГОСПОДЬ БОГ нам всем только здоровья да выдержки. А ВЫСТОИМ МЫ — ВЫСТОИТ и РОССИЯ!!!
С величайшим уважением,Т.Г.Денисенко. г.Санкт — Петербург. 21 января 2015 года.