Ельцин — Лужков: свирепое рукопожатие

(Беседа члена Центрального совета движения «ОТЕЧЕСТВО» и лидера движения «Держава» Константина ЗАТУЛИНА с заместителем главного редактора «ЗАВТРА» Николаем АНИСИНЫМ)

газета «Завтра»

Николай АНИСИН. Вы, Константин Федорович, пришли в большую политику с партией либерала Шахрая. По ее списку в 1993 году стали депутатом Госдумы и председателем думского комитета. Потом вас увидели в Конгрессе русских общин, а сейчас вы, являясь руководителем движения «Держава», входите в лужковское «Отечество». Происходила ли со сменой вывесок эволюция ваших взглядов и кто вы по своим нынешним убеждениям?

Константин ЗАТУЛИН. Каждый человек изнутри оценивает собственный пройденный путь по-своему, и лично мне, кажется, что основные мои взгляды за шесть минувших лет изменений не претерпели. Менялись политические коалиции, состав их участников, отношения с вождями, потому что на моих глазах менялась политическая система страны, и не все выдерживало испытание временем.

Атос, любимый мушкетер моего детства, наставлял своего сына и меня, читателя, в том духе, что если в жизни верность принципу и другому человеку, пусть начальнику, приходят в противоречие, то выбор остается за принципом, и никак иначе. В годы студенчества и аспирантуры в Московском университете мне пришлось много размышлять: и до пресловутой перестройки я далеко не был уверен в разумности управления нашей экономикой, в действительных прелестях системы, выводящей наверх почти одну только серость и посредственность. Я, как и все, видел в «коммунистическом завтра» категорию веры, а не реальности.

Но я был, есть и остаюсь русским патриотом, гражданином империи.

У меня была одна линия поведения — и не с 93-го, а с 91-го года. Распад Советского Союза, который противоречил всему моему мировоззрению, подтолкнул меня к тому, чтобы оставить попытку развивать бизнес и заняться политической деятельностью — вначале в среде предпринимателей и директоров предприятий. В 92-м я стал координатором «Предпринимательской политической инициативы» — организации взаимодействия бизнесменов и политиков. Опыт ее деятельности пригодился для создания в 93-м объединения «Предприниматели за новую Россию», которое было в оппозиции курсу Гайдара и Чубайса. Свои политические планы мы тогда строили совместно с Явлинским. Но Григорий Алексеевич, при всем моем уважении к нему, оказался, на удивление, зависим от слухов и пересудов т.н. «демократической прессы» и растворился в событиях сентября-октября 93-го. Он сам оттолкнул нас от себя.

Перед парламентскими выборами 93-го, проходившими, по существу, в условиях чрезвычайного положения, наше объединение «Предприниматели за новую Россию» заключило соглашение о едином списке с ПРЕС — Партией российского единства и согласия Сергея Шахрая. Определяющим в этом решении была умеренная, центристская позиция ПРЕС, признание ее лидером — по крайней мере на словах — общей ответственности за содеянное и общей необходимости поиска согласия во имя страны. По общему с ПРЕС списку меня избрали в Госдуму. Подчеркиваю: я не состоял в партии ПРЕС. Но мне пришлось на первых порах стать не только секретарем, но и фактическим руководителем думской фракции ПРЕС, ибо Шахрай и Шохин, первый и второй номера в партийном списке, вначале рассматривали фракцию лишь как довесок к своим местам в правительстве, как аргумент в постоянной борьбе за полномочия и внимание Ельцина. Участия в работе Госдумы вожди практически не принимали. Это позволило мне провести ряд решений и, в частности, сделать свершившимся фактом голосование депутатов фракции ПРЕС за амнистию сидевшим в тюрьме Руцкому, Хасбулатову и другим сторонникам Верховного Совета. Подчеркну: я никогда не был поклонником Руцкого или Хасбулатова и считаю, что они несут свою долю ответственности за события 93-го года. Но еще большую, главную, ответственность за это несет Ельцин, и моя логика была в том, что если главный виновник сидит в Кремле, то другие не должны сидеть в Лефортово. Как известно, именно голосование депутатов ПРЕС решило судьбу амнистии. Мое же своеволие не осталось незамеченным. На Шахрая начался накат из администрации президента, и я вскоре сам ушел в отставку с должности секретаря фракции. Сергея Шахрая это не удовлетворило, и когда стало ясно, что я как председатель думского Комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками не буду ассистентом в проталкивании его версии истории Беловежских соглашений или помощником в подготовке чеченской авантюры, он сам инициировал конфликт «либо я, либо Затулин». Меня исключили из фракции те самые мои коллеги, которые вскоре побежали в разные стороны с тонущего корабля ПРЕС.

Два года в той Госдуме я возглавлял Комитет по СНГ, помогал выжить и обрести себя новому русскому зарубежью. Поэтому мое появление в Конгрессе русских общин было вполне естественным. КРО 1995 года, с участием Скокова, Лебедя, Глазьева, был серьезной попыткой добиться победы на парламентских выборах, отрешить Черномырдина и выправить курс страны. Гнойник вот-вот должен был лопнуть, но судьба и Центризбирком не оказали России такой милости. Пока солдаты КРО сражались в округах, вожди — Скоков и Лебедь — делили шкуру неубитого медведя. Поражение только подхлестнуло внутренний раздрай. Наши с Глазьевым проповеди о необходимости единства, сплочения хотя бы во имя уважения к воле миллионов избирателей, отдавших нам свои голоса, — разбились о политический быт: Лебедь ушел в президенты, Скоков затаился в надежде на лучшие времена. Конгресс остался у разбитого корыта, то есть у Рогозина. Мне все это стало противно и я отошел от КРО, выполнив все свои джентльменские обязательства перед Лебедем до первого тура президентских выборов 1996 года. С Лебедем — секретарем Совбеза — я больше никогда не встречался.

У меня, конечно, есть недостатки, но я никогда не менял принципы на должности. Считаю, что искусство быть всегда на плаву присуще только пустым предметам. Движение «Держава», где мне в прошлом ноябре доверили пост председателя, идеологически сродни Конгрессу русских общин, как, впрочем, и Российскому общенародному Союзу Бабурина, с которым у меня, кстати, прекрасные отношения. Я не коммунист, но и не антикоммунист. Я сторонник национально-ориентированной рыночной экономики и сильного государства с наличием в нем демократических прав и свобод. Я выступаю за объединение России с Белоруссией, в защиту русского языка и русского человека в ближнем зарубежье, поддерживаю Абхазию, Крым, Приднестровье, Карабах, Югославию и плачу за это свою цену в государстве Бориса Ельцина. Это к вопросу о моих убеждениях.

Ну а почему «Держава» вошла в «Отечество»? Потому что ни Державы без Отечества, ни Отечества без Державы нет и быть не может. Потому что нам стыдно за нашу власть и государство, мы не верим в изживающую себя «системную оппозицию». Потому, наконец, что я верю в Юрия Лужкова, в его способность без потрясений вытащить Россию из болота. И верю давно, с тех пор и тогда, когда был в ПРЕС, и тогда, когда шел в рядах КРО. Просто время звать за собой для Лужкова тогда еще не наступило.

Н. А. Вас избрали членом Центрального совета «Отечества». В этой роли вам приходится иметь дело лично с Лужковым?

К. З. Мои контакты с Юрием Михайловичем возникли задолго до рождения «Отечества». Мы познакомились в девяностом году, когда он стал председателем исполкома Моссовета, и активно сотрудничали по конкретным проектам. Еще до ухода в политику я организовал Совет предпринимателей при Лужкове, а после «прихода» из нее, в 1997 году, он назначил меня советником. Наши связи поддерживаются и в деловом, и в чисто человеческом плане — мы четыре раза в неделю играем вместе в футбол и в теннис.

Н. А. Зная вблизи, в течение девяти лет Лужкова, вы, наверное, знаете и о его взаимоотношениях с Ельциным. Как они развивались?

К. З. До краха СССР отношение Лужкова к Ельцину формировалось в сравнении с Горбачевым, и тогда Борис Николаевич выглядел предпочтительнее, ибо он умел и любил принимать решения. Но, мне кажется, уже в те времена, когда популярность Бориса Николаевича была еще велика, у Лужкова зародились сомнения: тот ли Ельцин человек, который сумеет обеспечить процветание России?

Первое разочарование наступило в начале девяносто второго, после того, как Ельцин вручил дело экономического реформирования страны в руки младших научных сотрудников. Лужков как чрезвычайно прагматичный хозяйственный руководитель быстро понял, что тот курс, который реализуют Гайдар с Чубайсом — катастрофичен, и позволил себе публично об этом не раз заявлять. Его жесткая критика курса вызвала в Кремле настороженность, которая постепенно переросла в устойчивые подозрения и периодические наезды. С точки зрения непримиримой оппозиции, может быть, их противостояние выглядело как перебранка внутри одной партии власти. Но на самом деле это было не так: в этой борьбе были не всегда видимые миру жертвы. В 1994-м Лужков в знак протеста против хамского увольнения прокурора Москвы и начальника московской милиции действительно собирался уйти в отставку. Я тогда сгоряча такое его намерение одобрил, и многие до сих пор мне это ставят в укор. Чтоб осталось от Москвы, от Расеи?

В ходе думских выборов 95-го один из заместителей Лужкова возглавил московское отделение черномырдинского НДР. Но сам Лужков от «нашдомовцев» подчеркнуто дистанцировался — он давал понять, что не верит в пустопорожние затеи.

Да, на президентских выборах 96-го действующий мэр Лужков поддержал действующего президента Ельцина. Но кого другого он мог еще поддерживать в тот момент? Не рассуждал ли Лужков следующим образом? Несмотря на все «прелести» второго ельцинского срока, было ясно, что Зюганов и коммунисты в 1996 году, не готовы взять власть. Безусловно, Геннадий Андреевич не обладает и десятой долей недостатков Бориса Николаевича, но он не обладает достоинствами решительного вождя. Я способен представить его президентом только в размеренной социал-демократической стране с молочными реками и кисельными берегами. Но президент-коммунист в России — это конфронтация с новым мировым порядком. А ведь Зюганов — не Ленин, а депутаты КПРФ в нынешней Думе отнюдь не большевики с дореволюционным стажем — они с этим не справятся. Да и Россия свой лимит на перестройки и революции уже исчерпала. Пришлось, как всегда, выбирать из двух зол меньшее: Лужков предпочел терпеть чудеса уходящего царя Бориса, чем рискнуть всей страной с добродетельным ЦК КПРФ. И, положа руку на сердце, я Лужкова не осуждаю — сам из этих соображений впервые в жизни проголосовал во втором туре за Ельцина. Но никакой признательности или любви к Ельцину за возможность такого «выбора» я не испытываю. Лужков, думаю, тоже.

В настоящий момент для семьи Бориса Николаевича и его окружения Лужков превратился во врага номер один. Почему? Лужков не оставил сомнений в том, что намерен баллотироваться в президенты. А кремлевские сидельцы готовы на любую авантюру ради того, чтобы не допустить Лужкова к власти, ибо понимают, что он способен твердой рукой навести порядок, при котором абрамовичи-березовские будут сидеть в строго отведенных для них местах. Бумажных-то тигров из Охотного ряда в Кремле давно приручили.

Н. А. Вы, наверное, слышали заявление саратовского губернатора Аяцкова, где тот, намекая на свою особую осведомленность в кремлевской кухне, утверждает, что лучшего союзника, чем Лужков, у Ельцина нет, и потому видимое ныне противоборства Кремля и мэрии — это игра…

К. З. В какой-то зарубежной поездке Ельцин показал публике на Аяцкова и сказал: «Вот мой будущий преемник». Все уже об этом забыли, ибо такие шуточки Борис Николаевич проделывал с многими людьми, а Аяцков все помнит и из кожи лезет вон, Ельцину напоминая. И сам не заметил, как из средней руки губернатора превратился в заместителя Черномырдина по косноязычию. О настоящих взаимоотношениях Ельцина и Лужкова саратовский губернатор представления не имеет и, я думаю, иметь не может.

Н.А. Что означает выход КРО Рогозина из «Отечества»?

К.З. Я пристрастен в случае с Рогозиным: считаю, что, несмотря на талант и определенные заслуги перед русскими общинами за рубежом, он приносит больше вреда, чем пользы. Рогозин — эгоист, который не любит и не умеет работать в команде. Я уже упоминал вскользь о том, как мне самому пришлось уйти из КРО: Дмитрий Олегович сделал все в 1996 году, чтобы избавиться от всех сколько-нибудь значимых фигур в руководстве Конгресса и вернуть себе единоличное лидерство, утраченное с приходом в 1995 году Скокова, Лебедя, Глазьева, Затулина и др. Конгресс вернулся к состоянию маргинальной политической группировки, зато Рогозин остался единственной лилией на болоте.

Я сомневаюсь в идейных мотивах ухода Рогозина из «Отечества». Он сразу придал конфликту публичный характер, даже не пытаясь поставить перед коллегами по «Отечеству» вопросы, разногласия по которым затем объявил причиной разрыва. Совершенно непонятно, почему решение мэра досрочно пойти на перевыборы вызывает у Рогозина, как и у Кириенко, такие эмоции?

Скорее, на неудовлетворенные амбиции, неумение или нежелание терпеливо проводить свою линию в коалиции наложилась обстановка. Ожидание наезда на «Отечество» со стороны президентской администрации и, вполне возможно, прелестные речи из того же источника подтолкнули Дмитрия Олеговича на крайне опрометчивый шаг. Предателей ведь никто не любит — даже те, кто их заказывает.

Н. А. Как вы расцениваете возвращение в политику Кириенко с его замахом на власть в Москве и антилужковскими выпадами? Действует ли он самостоятельно или по сценарию Кремля?

К. З. На посту главы правительства Кириенко был главноговорящим, Кириенским. И только. Ведь он был возведен в премьерскую степень за отсутствие какой-либо политической базы, за послушность и готовность на все. К тому времени даже сверхлояльный Черномырдин казался семье чрезмерно самостоятельным.

С молчалинскими полномочиями на скалозубовской должности можно спиться, если, конечно, ты не циник. Но Кириенко — циник, что он постоянно и демонстрирует. В Нижнем Новгороде он отказался платить поставщикам своей нефтяной компании, «отложив» долги на 10 лет. Арбитражи-то едут — когда то будут, а начальство оценило. 17 августа Кириенко повторил свой нижегородский подвиг во всероссийском и даже всемирном масштабе. Но нашлись циники похлеще, хотя готовность молодого премьера высечь вместе с Россией самого себя и тут не осталась незамеченной. Один далеко не глупый олигарх все допытывался у творцов августовского решения: какого черта они в августе заявили о планируемом потолке курса доллара к рублю к концу года, неужели не понимали, что на другой же день после объявления об этом чудесном прогнозе рубль прыгнет аккурат на эту высоту? «Так хотели-с Борис Николаевич», — скромно опустив очи, сказал творец.

Кириенко отделался за дефолт легким испугом: никто всерьез и не возлагал на марионеточного премьера ответственность за годы строительства финансовой пирамиды. Из всего этого Сергей Владиленович сделал ложный вывод, что его втайне любят и считают пострадавшим. Это настолько вскружило ему голову, что он стал свысока поглядывать на старших товарищей — Гайдара, Чубайса, Немцова — бывших младше по званию. Теперь Кириенко реализует указания третьеразрядных чинов из президентской администрации — ставит помехи на лужковской лужайке в надежде, что мэр, не глядя себе под ноги, в них запутается. Не каждый с такой готовностью и изобретательностью, как отличник Кириенко, берется за провальное задание.

Кстати, больше всего мэра удивляет как раз вот это: готовность бывшего, хотя бы на час, премьера России отдавать честь по первому знаку из Кремля первому встречному из кремлевского общества с ограниченной ответственностью. И еще: Лужков никак не может понять, до какого цинизма надо дойти, чтобы в попытке справиться с ним строить публичные планы дефолта и разорения Москвы.

Н. А. А вы можете сказать, в чем, на ваш взгляд, заключается стратегическая цель ельцинского окружения?

К. З. Сам Ельцин, по-моему, считает, что он должен вечно оставаться президентом и, как Мольер, умереть на сцене. Под это иррациональное убеждение окружением разрабатываются разнообразные планы продления его полномочий после 2000 года. Один из них, например, заявить о фальшивом объединении с Белоруссией и под шумок перетечь в президенты объединенного союзного государства. На переходный период.

Общим местом всяких планов является необходимость нанесения «последнего и решающего» удара по всякой оппозиции. Выборы по прежнему избирательному закону, несмотря ни на какие ухищрения и новые технологии, приводят к обратному результату. Поэтому необходимо в год плановых выборов, тем не менее, разогнать Государственную думу под любым предлогом — с тем, чтобы хотя бы на три месяца оставить Ельцина единственной властью в России. За эти три месяца многое можно наворотить не только с Белоруссией, но, что проще, с отменой выборов в новую Думу по спискам. Таким путем, по мнению авторов, достигается радикальное ослабление левой оппозиции, а заодно и всякой организованной партийно- политической деятельности в стране. Само собой, в такой обстановке проще пробовать справиться с Лужковым и другими «нон гратами» для Кремля.

Следует отметить, что думская оппозиция ради красного словца и удовольствия поиграть в импичмент сама своими руками загнала в гроб лояльное к Думе правительство Примакова. После чего провалила импичмент в самой Думе и вернула политическую инициативу наиболее одиозным советникам и советчикам президентской администрации.

Н. А. Лужков недавно сообщил, что в Кремле дана команда собирать на него компромат, и заметил, что он этого не боится, ибо, по его словам, московская власть работает чистоплотно. Но Москва — это огромные стройки и баснословно дорогая муниципальная недвижимость. При нынешней государственной финансовой дисциплине в городе, где крутятся бешеные деньги, не может не быть бешеного воровства. Среди массы злоупотреблений легко выбрать то, что можно приписать лично Лужкову, завести на него уголовное дело и, таким образом, отстранить от должности. Вы не считаете, что так может случиться?

К. З. Я считаю, что это будут пытаться сделать. И раньше пытались. Но я не считаю, что возможно так легко добиться исполнения таких желаний, особенно тем, кто сам по уши в коррупции. Корысть никогда не была движущим мотивом в деятельности Лужкова. Это, во-первых. Во-вторых, Лужков — человек очень осторожный, он знает, что каждый его шаг давно отслеживается Кремлем и поводов для обвинения не даст. И, наконец, в-третьих, мэр Москвы — не мэр Ленинск-Кузнецка, а Кремль — в Москве, а не наоборот.

Н. А. Сначала косвенно, а потом напрямую Лужков поддержал Скуратова в его драке с ельцинским окружением. Тем самым московский мэр протянул руку дружбы генпрокурору. И есть все основания полагать, что рукопожатие состоялось. В таком случае, на ваш взгляд, не решится ли Лужков раскрыть чемоданы Скуратова и выплеснуть в прессу кремлевский криминал?

К. З. На закрытом заседании Совета Федерации Лужков обратился к Скуратову с вопросом: если я вас правильно понял, вы сказали, что работать вам все равно не дадут, как бы сенаторы ни проголосовали. Означает ли это, что у нас теперь вместо Конституции и законов только ширма, прикрывающая полный произвол? К чему же были все жертвы этого десятилетия, если мы не отстояли даже самых элементарных гарантий?

Борьба вокруг отставки Скуратова — это борьба за и против того, должны ли действовать наша плохая Конституция и наши плохие законы. Семья Ельцина и администрация президента явно хотят жить по принципу «что хочу, то и ворочу». Лужков же исходит из того, что закон суров, плох, но это — закон.

Что касается компромата, то при нынешнем правлении ссылки на него потеряли всякий смысл. Лужкову или кому-то еще нет необходимости сдвигать крышку с ящика с компроматом. Откройте любую газету — никаких запоров уже давно нет. Иностранцы диву даются: при их порядках политическое поле в нашей стране давно представляло бы из себя пустыню. Я не представляю себе, что еще должно было бы сделать президентское окружение и он сам, чтобы вывести нас из анабиоза.

Н. А. Когда из двух противников никто не может победить, то обыкновенно начавшаяся война прекращается — и заключается тут всем нежеланный, но мир. Сейчас трудно судить, у кого больше шансов выиграть — у Кремля или у Лужкова. При всем при том не состоится ли между ними подписания пакта о ненападении?

К. З. Ельцин как уходящий президент и Лужков как один из возможных кандидатов на этот пост в будущем — формально не соперники в том случае, если окружение Ельцина не толкнет последнего на нарушения Конституции. Если все будет идти по закону, Лужков согласен уважать и терпеть президентскую власть. Не ради Ельцина, ради страны. Я уверен, что с прекращением полномочий Бориса Ельцина как президента, в случае, если Лужков выиграет выборы, его отношение к предшественнику не изменится: какого бы мнения лично Лужков не был об итогах правления Ельцина, он будет уважать в нем статус бывшего президента страны. Ради страны, не ради Ельцина.

Вот и весь пакт, вот и все ненападение. И другого быть не может. Думаю, что господа из ближнего кремлевского зарубежья не вполне этим удовлетворены. Или даже совсем не удовлетворены. Им бы всем индульгенцию, охранную грамоту на вечные времена. Семья не в состоянии осознать тот факт, что не только Лужков, но и любой другой преемник Ельцина, пусть даже из самого наиближайшего к Ельцину круга, такого обязательства на себя не возьмет, а взяв — не выполнит. Ничего другого, кроме как жить честно, понимать свою ответственность и думать о будущем, им посоветовать нельзя.

К сожалению, последние события свидетельствуют, что окружение закусило удила и начинает верить не только в вечность Бориса Ельцина, но и в свою собственную. Борьба Кремля с Лужковым разворачивается надолго и всерьез. И если в этой борьбе люди президента выйдут за конституционные рамки, то повторится не 93-й год, а год 91-й.