Испытание Украиной. Третья попытка
Третий раз берусь за перо, чтобы написать статью с названием «Испытание Украиной». Впервые с подзаголовком «Экзамен на общенациональную российскую внешнюю политику» я рассуждал на заданную тему в «Независимой газете» в далеком 1996 году. Второй раз, совсем недавно, 15 февраля 2022 года в «Московском комсомольце», в день пленарного заседания Государственной Думы, на котором должен был выступить, но так и не выступил от фракции «Единая Россия» при обсуждении проекта обращения коммунистов о признании ДНР и ЛНР. Делаю третью попытку, прекрасно сознавая, что жребий уже брошен, – начавшаяся 24 февраля специальная военная операция поделила Россию и Украину, как танки Гудериана войска генерала Серпилина в «Живых и мертвых».
Как и почему так произошло? И могло ли быть иначе? Эти вопросы, уверен, задают и будут задавать и друзья, и враги, много спустя идущих в эти дни боевых действий.
После «гнева и пристрастия» предыдущих событий 2014 года, четыре года спустя аналитики и эксперты в сдвоенных номерах журнала «Россия в глобальной политике» пытались разобраться «что день грядущий нам (т.е. России и Украине) готовит?». Отдаю должное интересным наблюдениям и выводам, но в целом получилось гораздо оптимистичнее, чем у Ленского. Не могу отказать в удовольствии процитировать Андрея Кортунова из Российского Совета по международным делам: «Конфликт в Донбассе, при всей его остроте и трагизме, все же не относится к числу принципиально неразрешимых проблем российско-украинских отношений… Для России (и не только нынешней власти, но и значительной части общества) принципиально признать и принять субъектность украинского народа и украинской власти. Стало быть, с Киевом надо строить отношения на тех же основах, как например, с Варшавой, Братиславой или Бухарестом». Надо ли удивляться, когда через год, в связи с победой Зеленского на выборах, глава РСМД Игорь Иванов разразился в «Коммерсанте» статьей об уникальном шансе, выпавшем России и Америке в том, чтобы вместе помочь Украине.
Это смех сквозь слезы. Представительная часть нашего мыслящего сообщества и после переворота на Украине, Крыма и Донбасса путалась в том, что «ныне лежит на весах и что совершается ныне». Экзистенциальная опасность «Украины – не России», все годы независимости постепенно, а с 2014 года ускоренными темпами превращавшейся в геополитическом раскладе в антиРоссию и с неизбежной предопределенностью – во внутренне антирусское государство, традиционно недооценивалась многими в России.
Повторение – мать учения. Повторю, что не раз уже говорил. Попытки призывать в 90-е в России к необходимости принудить, подтолкнуть Украину ко второму государственному языку, федеративному договору с Крымом как первому этапу ее федерализации и, наконец, отказу от раскола православия как условиям ее действительной дружбы, сотрудничества и партнерства с Россией остались тогда гласом вопиющего. И для нашей власти, погруженной в прелесть приватизации, и для нашей оппозиции, увлекавшей себя грезами восстановления советского народовластия одновременно в Москве и Киеве.
При Путине ситуация стала меняться, но от уверенности, что все можно решить на «верхних этажах», через межэлитные договоренности с президентами и олигархами на Украине, мы слишком медленно переходили к необходимости всеобщей мобилизации, борьбе за умы и сердца своих вчерашних сограждан по другую сторону границы. Одна затяжка с раздачей российских паспортов на Украине сыграла свою роковую роль, соблазнив активное меньшинство решиться на майданы и перевороты. Мы не переборщили, а недоборщили с грамотным, умным и широким вмешательством в эти так называемые «внутренние украинские дела».
Последствиями госпереворота, краха наших иллюзий и попыток соблазнения продажной «украинской старшины» стал Крым, а затем Донбасс. Российская власть перестала рассматривать два миллиона крымчан, а затем и вообще русских на Украине как заложников фальшивой российско-украинской «дружбы, сотрудничества и партнерства». Но сказав «А», в 2014-м не стали говорить «Б», остановившись у ворот Мариуполя (мало кто теперь не крепок задним умом, переживая по этому поводу. Приходится признать, что всему свое время, в том числе и пониманию).
Началось «донбасское сидение». В ноябре 2016-го патриарх американской дипломатии Генри Киссинджер говорил: «Я предпочитаю независимую Украину вне военных блоков. Если от Украины отделить две области Донбасса, она гарантированно станет враждебной по отношению к России. Украина тогда станет под властью своей Западной части. Решение в том, чтобы дать этим областям Донбасса автономию и право голоса в военных вопросах. Но в остальном оставить их под управлением Украины». Но к этому времени в США уже не слушали Киссинджера. Запад увидел в конфликте на Востоке Украины шанс унизить Россию, нанести превентивный ущерб ей как потенциальному союзнику Китая. Ослепленная ненавистью к России Украина пошла на поводу, отказываясь от исполнения Минских соглашений.
Время теперь работало не на нас: взяв на себя фактическую ответственность за Донбасс, мы не смогли под пулями и снарядами наладить там нормальную жизнь и достичь успеха в негласном, но очевидном соревновании – где же лучше живется: в Донбассе, или на остальной Украине, обнадеживаемой Западом? Накануне начала спецоперации, очередной раз представляя испытание Украиной, я писал («МК», 15 февраля 2022 г.): «Под впечатлением о собственных недоусилий многие из нас устали от Украины: «Мы пахали, мы пахали, наши ноженьки устали». Украинское направление – ссылка для карьериста. Награда проблематична, а успех не гарантирован. Отсюда и плохо скрываемое чиновничье стремление забыть об Украине и Донбассе как о страшном сне: все де «само пройдет».
Следует ли из этого, что война – это исключительно наш собственный выбор? Mea culpa?
В вопросе о том, кто же причина того, что произошло в феврале 2022 года, все как в Святой Троице нераздельно и неслиянно: сама Украина, Россия и, конечно, Запад. Вспомним, что Российская Федерация не удерживала Украину и не боролась против ее независимости в 1991 году, пойдя на сговор с ней в Беловежской пуще ради того, чтобы Ельцин в Кремле сменил Горбачева. Но уже на следующий год Леонид Кравчук требовал от США гарантий для Украины по образцу 5-й статьи Вашингтонского договора. Смешно и грустно, ей Богу, когда в нашей печати в духе милейшего Александра Ципко, все ищут, посыпая голову пеплом, чего же еще мы не додали братской Украине с 1991 по 2014 годы. Вместо вопроса, почему же она, Украина, предавала себя и нас, предоставляя себя Западу в распоряжение (чтобы в этом не сомневаться, можно вспомнить, как полученные ВМС Украины по разделу флота корабли еще в 90-е годы выкрасили в Севастополе в натовские цвета. Или как Борис Ельцин в 1999 году, поздравляя Леонида Кучму с ратификацией в России подписанного ими того самого «Большого договора», вынужден был обратить внимание коллеги-президента на несовместимость этого документа с предпринимаемыми уже тогда попытками Украины вступить в НАТО.).
Алексей Попов верно писал в 2018 году в упомянутом выше сборнике «Россия в глобальной политике»: «Евромайдан стал следствием веры в то, что только европейский надзор над украинской властью заставит ее работать в интересах народа». Эта несостоятельность построенного на лжи украинского государства сделала Украину игрушкой Запада.
Были ли когда-либо сомнения, что выгодоприобретатели развала СССР не будут использовать любое украинское лыко в строку против России? Збигнев Бжезинский сразу все объяснил: «Без Украины Россия не империя, и все усилия Соединенных Штатов…». Даже в медово-молочные 90-е годы министр Игорь Иванов, проталкивая в Совете Федерации ратификацию договора с Украиной, не удержался от правды: «Разве вы не понимаете, что за Украиной всегда стоит Запад?». Вот честное объяснение Томаса Грэма из его интервью «Интерфаксу» в декабре прошлого года: «Мы начали думать о расширении НАТО уже тогда, когда говорили о желании интегрироваться с Россией. Уже тогда мы думали о расширении евроатлантических институтов, в первую очередь в военной области, на Восток… Мы понимали, что в случае, если даже интеграция России не увенчается успехом, то стратегически мы будем в лучшем положении, чем 20–25 лет назад, когда Советский Союз занимал огромную территорию Центральной Евразии и представлял собой экзистенциальную угрозу США».
Мы все еще занимаем «огромную территорию Центральной Евразии». Мы для них угроза. И у нас был выбор – жить под дамокловым мечом этого вердикта или попробовать его хотя бы немного отвести. На Украине. Владимир Путин выбрал последнее.
Это теперь уже не имеет значения, но не скрою, что у меня и иных многих до последнего была надежда, что без военной операции можно будет обойтись. Что нам удастся все-таки повлиять на Украину изнутри. В крайнем случае, я собирался, как уже говорил, предложить 15 февраля Думе проголосовать за обращение к Президенту о признании ДНР и ЛНР, если на них нападет Украина (в 2008 году мы так и сделали, предупредив за полгода Грузию на парламентских слушаниях, что признаем непризнанные нами Абхазию и Южную Осетию в случае нападения на них).
Но к этому времени вывод уже был сделан. Украина оказалась невменяемой даже перед лицом военной угрозы: вспомним, что накануне Зеленский в Мюнхене уже требовал ядерное оружие. Слабым местом в наших рассуждениях оказался и Запад: война «до последнего украинца» оказалась для него важнее потерь. Так война с Украиной и стоящим за ней Западом стала неизбежной.
Эта война, пусть и называемая специальной военной операцией, – за то, кому существовать дальше: России, унаследовавшей от СССР многонациональность и федеративное устройство, или «Украине для украинцев», которая пошла по пути предательства общих корней и скатывания к идеалам бандеровщины. «А бандеровец – не брат русскому», – писал я в своей статье еще в 1999 году на фоне эйфории от ратификации Большого договора.
После 24 февраля и запрограммированного всплеска антироссийской истерии, вакханалий, санкций и прочего у нас нет другого выбора, кроме победы. Бессмысленно рассуждать, кто чего хотел. «Победа – это то, что нельзя ничем заменить», – утверждал генерал Дуглас Макартур, который не был в числе наших друзей и от того должен быть сегодня услышан. Только победа и скорейшее достижение цели военной операции дадут шансы для возвращения дипломатии мира. Без победы попытки переговоров не приведут к договоренностям. А неопределенность повлечет за собой гораздо худшие последствия для нас как народа и государства.
«Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами!». Эти дедовские слова теперь повторяет Вячеслав Никонов в своей «Большой игре». Но что есть победа России в этой истории? Я не верю ни в какой нейтралитет, демилитаризацию, а тем более денацификацию Украины, пока Киев, Одесса и Харьков остаются под контролем марионеточного правительства Зеленского. Тени прошлого, например, царского министра Дурново, предупреждавшего об опасности внедрения троянского коня Галиции в общеукраинское пространство, предостерегают от планов повторения «освободительного похода Красной армии» на Западную Украину.
На долгий период времени речь идет о существовании двух Украин. Одна из которых должна быть денацифицирована и гарантированно защищена от попыток западно-украинского реванша. Наверное, кого-то из «пикейных жилетов» у нас это не удовлетворит, но этот реальная перспектива, позволяющая считать все сегодняшние и будущие жертвы не напрасными. Требование нейтралитета в случае такого фактического раздела Украины теряет сущностный смысл.
Надо достичь максимально возможного, границы которого на карте Украины определяются соотношением сил и возможностью продолжать борьбу. Ограничиться признанием Крыма, ДНР и ЛНР, чего тоже не достичь переговорами, – значит, одолжиться у будущего. Посеяв зерна, пожать ветер.
Что же из этого следует? Без напряжения сил, без чрезвычайных мер и органов мы вряд ли обойдемся. Два месяца операции дают не только примеры героизма солдат и офицеров, ополчения Донбасса и добровольцев Чечни, но и привычные в мирной жизни образцы бюрократизма, ведомственной разобщенности и волокиты, пугающего отсутствия инициативы. Взять хотя бы конкуренцию за миграционные потоки: яснее ясного, что киевские власти препятствуют исходу беженцев на Восток, всячески содействуя коридорам на Запад. Они знают, что переходящие границу в Россию потеряны для бандеровской агитации. И как же мы боремся за выбор украинских граждан? На фоне массовых актов сочувствия и желания помочь продолжаем упираться, когда дело заходит о необходимости скорейшего исправления нашего миграционного законодательства, снятия всяческих барьеров и условий. Не успеют люди получить положенные им по указу Президента скромные десять тысяч рублей помощи, как семеро с ложкой требуют оплатить ОСАГО, за свой счет пройти медосмотр и т.д. Мелочей жизни не бывает – бывает или не бывает просто жизнь.
Не будем наступать на грабли – у нас есть чему поучиться в прошлом. На следующий день после начала война с нацистской Германией возникла Ставка Верховного командования, а через неделю – Государственный Комитет обороны. Разве в СССР, при Сталине без этого не было единоначалия? Оказывается, в чрезвычайной ситуации без чрезвычайных органов не обойтись. Худшее, что может произойти, если проводимая специальная военная операция своим течением и текущими результатами породит в обществе призрак советско-финской войны. Гитлер сделал из нее ложный вывод, – что Советский Союз на глиняных ногах, – но цена его просчета не дает повода к радости. Чем быстрее, тем лучше, в Кремле должны прийти к тому, чтобы сплотить в единое аппаратное целое управление войной и тылом, пропагандой и гуманитарной помощью, устройством мирной жизни на освобожденных территориях и организацией необходимых поставок стране и людям.
Так победим, как сказал бы классик. Но мир, который рано или поздно придет на смену войне, не будет для России легким. К этому тоже надо быть готовыми. Сейчас давайте сосредоточимся на главном. Идет борьба не с Путиным, а со всей нашей страной. С каждым из нас, кто не готов встать на колени.
КОНСТАНТИН ЗАТУЛИН
Депутат Государственной Думы России,
директор Института стран СНГ
