К.Затулин: «Референдум Приднестровья – важное событие не только для стран СНГ, но и для мира в целом»

Я утверждаю, что ни одного дня с момента распада Советского Союза Молдова не осуществляла свою юрисдикцию на территории Приднестровья. Точно так же как ни одного дня эту юрисдикцию не осуществляла ни в Южной Осетии, ни в Абхазии Грузия.
Аналогичная ситуация и с юрисдикцией Азербайджана в Нагорном Карабахе, ее не было. Желание этих государств, претендующих на эти территории, считать их частью своей государственности объяснимо, желать не вредно.
Тем не менее, за прошедшие 15 лет ни Молдова, ни Грузия, ни Азербайджан не продемонстрировали способности добиться желаемого в переговорном процессе.
Зато до этого все эти государства расписались в своей военной недееспособности, – добиться силой решения конфликта в свою пользу не удалось никому.
Сегодня уже совершенно очевидно, что продление этой агонии, этих мифов по поводу территориальной целостности Молдовы за счет Приднестровья, или Грузии за счет Абхазии и Осетии, никому не приносит пользы. Не приносит пользы это и самой Молдове, самой Грузии. Однако вместо того чтобы решать насущные проблемы социально-экономического развития своих республик, власть распинает собственное население на нереальных целях борьбы за никогда не существовавшую территориальную целостность.
И с этой точки зрения референдум Приднестровья, безусловно, важное событие не только для стран СНГ, но и для мира в целом. Этот референдум качественно отличается от любых других хотя бы тем обстоятельством, что с территории Приднестровья не было каких-либо беженцев, чьи голоса не были бы учтены, и отсутствие которых в списках для голосования и в процессе самого голосования могло бы стать основанием для спекуляции тем, что судьбу Приднестровья власти решают без учета мнения несогласных.
В Приднестровье голосовали все те, кто жили в Приднестровье и в период конфликта, и после него, конечно, с учетом естественной убыли или прибыли населения.
То есть, с учетом даже тех естественных демографических процессов, которые не обошли стороной ни одно государство, вполне признанное на постсоветском пространстве, поэтому трудно сомневаться в легитимности состоявшегося волеизъявления.
Второе обстоятельство, отличающее этот референдум, заключено в том, что есть все признаки кардинального изменения отношения российской стороны к проведению референдума и к оценке его результата.
И, прежде всего, это тот факт, что и президент Российской Федерации, и Министерство иностранных дел накануне голосования делали специальные заявления, подчеркивая недопустимость двойных стандартов в оценке стремления тех или иных территорий к самоопределению и независимости.
На самом деле никто не может объяснить, почему одним можно то, чего нельзя другим в тех же обстоятельствах. Объяснить такое положение нельзя ничем, кроме предвзятости и корыстности мотивов.
Тот факт, что Черногорию признают и даже всячески поддерживают ее в стремлении к независимости, и этого оказывается достаточно, чтобы государство было немедленно признано европейским сообществом, дает все основания рассчитывать на такую же поддержку другим государствам в аналогичной ситуации.
При этом, напомню, что квалификационные нормы – 55 процентов сказавших «да», установил для Черногории никто иной, как бывший генсек НАТО Хавьер Солана, верховный комиссар Европейского Союза по вопросам общей внешней политики и политики безопасности.
В то же время Приднестровье, гораздо раньше, чем Черногория или Косово заявило о своем стремлении к независимости, причем, заявило в результате серьезного катаклизма, который фактически не позволяет Приднестровью пойти иным путем. Но Приднестровью в этом отказывают, как отказывают в этом Абхазии и Южной Осетии. И где же тогда хоть какое-то подобие единых принципов в международных отношениях?
Сейчас вопрос обращен не столько к Европе, которая в случае с Приднестровьем расписывается в том, что верить в ее объективность нельзя. Можно верить в европейскую цивилизацию, в европейские корни нашей культуры, в то, что в европейском сообществе демократические начала превалируют над всякими другими, но верить в то, что со своими «демократическими началами европейской культуры» европейское сообщество объективно в отношении Приднестровья, в это просто нельзя верить, так как само европейское сообщество продемонстрировало в отношении к референдуму Приднестровья необъективность. Как вряд ли стоит рассчитывать на то, что европейский союз не страдает предвзятостью по поводу стремления каких-либо людей или территорий объединяться с Россией.
То есть европейское сообщество, вопреки всем заверениям о готовности к сотрудничеству, несмотря на все документы, подписанные Российской Федерацией и Европейским Союзом, исходит из того, что «чем меньше будет России, тем лучше», чем меньше к ней стремятся другие народы, тем выгоднее Европейскому Союзу.
Европейский Союз, как и США, ориентируется, прежде всего, на ослабление проросийских сил, и в этом видит главный интерес.
Именно поэтому главный вопрос не к тем, чья позиция очевидна, а к России, чья позиция начала, наконец, понемногу меняться. Впрочем, и сегодня еще не все в России прониклись этим, даже зная результаты референдума Приднестровья. Снова кто-то начинает тянуть старую песню о том, что вот это основание к тому, чтобы вернуться к переговорам.
Во-первых, в ходе референдума никто вообще не обсуждал тему переговоров, или отказа от переговоров, поскольку переговоры – это естественный человеческий способ выяснения отношений. Вопрос вовсе не в том, чтобы подчеркнуть принцип переговоров, а в том, чтобы подчеркнуть повестку дня переговоров, и не бояться сказать, какая именно повестка переговоров сегодня актуальна.
Я уверен, что повестка переговоров об условиях членства Приднестровья в Молдове уже не актуальна. Об этом можно было поговорить до этого референдума. И переговоры тогда надо было вести об условиях признания Молдовы и Приднестровья, налаживания при этом хоть какой-то жизни на этом пространстве, об экономическом сотрудничестве, о гуманитарных проблемах, которые возникают в непризнанной республике. Вот о чем надо было вести переговоры, и тогда люди, были бы вовлечены в защиту самого тезиса о самоопределении, и права на референдум. То есть они не должны путаться в элементарных вещах, призывая вновь обсуждать вопросы, которые уже обсуждены и самим референдумом фактически закрыты. Этот вопрос самый главный.
Думаю, что Россия не имеет права разочаровать тех, кто верит в нее, а это случится, если мы, первоначально поддержав такой способ выяснения истины как референдум, дадим понять, что мы готовы это волеизъявление разменивать на какие-то варианты договоренности с кем бы то ни было, поскольку все эти попытки разрешения проблемы уже были испробованы, но не были поддержаны самой Молдовой. Именно Молдова сорвала все эти попытки, а не мы, и не Приднестровье.