О детской болезни в патриотическом движении

В новогоднюю ночь с 1999 на 2000 год на смену Ельцину пришел Путин. Вступившись за Дагестан, Россия уже возвращала себе достоинство на Кавказе, но пройдет еще несколько лет, случится «Норд-Ост» и погибнут дети в Беслане, прежде чем Масхадов, Хаттаб и Басаев исчезнут из нашей жизни навсегда. Утонет «Курск», а российские миротворцы, чтобы не быть статистами в чужой игре, уйдут в 2003 году со своего балканского рубежа — аэродрома «Слатина» под Приштиной (помню свое разочарование тогда — ведь за год до ухода именно в «Слатину», к своим, мы прорвались, чтобы раздать по адресу груз нашего конвоя «Для сербов Косова и Метохии»). Запад заявил свои права на Украину в «оранжевой революции», и предательство помогло ему победить в первый раз.

Но в феврале 2007 года на Мюнхенской конференции ни внутренние, ни внешние причины уже не смогли помешать Владимиру Путину сказать то, что Россия думает. На следующий год в августе Грузия была принуждена к миру, а Абхазия и Южная Осетия получили наше признание. Жлобство Януковича и новое предательство элит в 2014 году вновь позволило Западу распорядиться Киевом. Однако Крым вернулся в родную гавань, а Донбасс восстал. Через год мы вступились в Сирии «за себя и за того парня».

И вот — месяца не прошло — вопреки всем прогнозам «сопредседателей рабочей группы» русский народ вписан в Конституцию и назван в России «государствообразующим». Очень может быть, что не только на одной из радиостанций, но и в коридорах власти многие сводят всю историю с поправками в Конституцию к «обнулению сроков» Владимира Путина. Конъюнктурщики интересуются конъюнктурой, не придавая значения действительно важному. Как кошка у королевы английской: «Что ты видала при дворе? Видала мышку на ковре». Предлагая прописать в Основном законе субъектность русского народа, его право считать Россию своим национальным достоянием, мы исходили из необходимости поднять его дух и веру в свои силы перед лицом тех грозных проблем и опасностей, которые встают перед нашей страной. Что же удивительного, что после стольких лет сведения всей национальной проблематики в России к развитию автономий или жизни «коренных малочисленных народов Севера» кто-то в патриотическом лагере ищет свой ответ на вопрос «что делать?».

Можно сочувствовать амбиции превзойти Владимира Путина в патриотизме. Патриоты, как и все, люди разные. Мне уже как-то приходилось проводить черту между «патриотами по убеждению» и карьерными «патриотами по поручению», греющимися в лучах безопасной моды на патриотизм. С теми давно все понятно. Новое явление — нарастающее с некоторых пор недопонимание между практиками («отцами») и, как бы это помягче выразиться, романтиками («детьми») в патриотическом движении («отцы» и «дети» — это из образов русской литературы, а не по возрасту: иные «дети», тот же Александр Проханов, гораздо старше многих «отцов»). Все мы, конечно, связываем возрождение России с государством, с идеей империи, «не щадим ни себя, ни врагов», но по-разному определяем возможности, условия и очередность шагов на пути к цели. Общие у нас идеалы, а не опыт и ответственность за свои слова.

Наши «дети», далекие, как правило, от решений и/или не дающие себе труда разобраться в сложностях и последствиях, в любой момент готовы трубить «наш последний и решительный бой». Украина — первая в списке предоставляющих к этому поводы в промышленном масштабе. Помню, как в 2014-м назначали парад Победы во Львове, как Александр Дугин между лекциями по геополитике и снаряжением «евразийской молодежи» закрашивать западенскую Говерлу возбуждался: «Это моя война!». Как год назад со сцены в Донецке наш милый депутат Наталья Поклонская срывала овации, обещая немедленное вхождение ДНР и ЛНР в Россию. В прошлом месяце ей вторил бывший премьер Александр Бородай: с гордостью, как он сказал, «нажал на больную точку» и расписал, как скоро и неминуемо Донбасс станет частью России.

Совершенно не сомневаюсь в праве наших соотечественников на землях бывшего Всевеликого войска Донского желать укрыться и жить под щитом России. Очень может быть, что так в конце концов и произойдет. Но все имеет свою цену, а уж России-то никогда ничего не доставалось легко. Дело даже не в санкциях, а в судьбе нашей дальнейшей борьбы за Украину и отношений с теми, кто останется на том берегу. После остановки у Мариуполя и перехода в стадию замороженного конфликта, после Минских соглашений, прошедших через ООН, надо убедиться самим и убедить самого предвзятого из наших потенциальных союзников на Украине, что нет другого выхода, кроме признания ДНР и ЛНР. Пусть Украина — и при Порошенко, и при Зеленском — помогает этому, продолжая идти по пути предательства. «Кого хочет погубить, лишает разума». Надо понимать, что на кону гораздо большее, чем принадлежность одной трети территории Донецкой и Луганской областей.

Да, скажут мои критики, большее, чем территория, — это наши люди в Донбассе, попавшие в беду! И будут правы. Именно поэтому Владимир Путин своими указами 2019 года открыл шлюзы для всех жителей Донбасса, ищущих гарантий российского гражданства, причем без отказа от уже имеющегося, украинского, донецкого или луганского. Мы добились этого, а теперь настаиваем на том, чтобы распространить эту льготу на всю Украину. Чтобы уберечь от зомбирования в бандеровском духе миллионы русских и русскоязычных граждан Украины, сохранив их для участия в ее судьбе.

Это искусство возможного, вместо легких обещаний, тяжело бередящих раны и больные точки. За 20 лет борьбы за русский Крым и Севастополь я научился отделять одно от другого.

Желаю всякого электорального добра Захару Прилепину и его «За правду!», идущему, как говорят, на смену карнавальному ЛДПР (если Фургал не помешает). Но, признаюсь, программа этой партии озадачила своей простотой. Какое смелое решение: заявить нашей Конституцией на весь мир, что всех и везде, где соберут 75% голосов на референдуме, автоматом примут в Россию. Бисмарк в XIX веке до этого не додумался: он считал, что объединение Германии произойдет железом и кровью, а не голосованиями.

Все-таки времена изменились. Вот Сергей Витте, анализируя причины катастрофы в войне с Японией, писал о политике будущего великомученика Николая II: «У нас в России в высших сферах существует страсть к завоеваниям, или, вернее, к захвату того, что, по мнению правительства, плохо лежит». Власть у нас теперь не та. Не осознает красоты простых решений. Спасает оппозиция: то во второй Думе денонсирует Беловежские соглашения — так, что никто, кроме Ельцина, не заметит. То вот для почина предложит войти в Россию всем, кто хочет, и тем, кто нет, вроде Абхазии.