Политические аспекты гумпомощи

Президент России Владимир Путин в телефонном разговоре с главой Франции Франсуа Олландом рассказал о предпринимаемых Россией шагах по гуманитарной помощи востоку Украины

«Выражена серьезная озабоченность в связи с продолжающейся деградацией ситуации, сопровождающейся резким обострением гуманитарных проблем на юго-востоке страны. Отмечена важность усилий по оказанию гуманитарной помощи мирному населению», — цитирует «Интерфакс» сообщение пресс-службы Кремля. В разговоре Владимир Путин также напомнил, что Россия сотрудничает в этом вопросе с представителями Международного комитета Красного Креста (МККК).

Как сообщалось, сегодня утром автоколонна из 280 грузовых автомобилей с гуманитарным грузом отправилась из подмосковного Наро-Фоминска к украинской границе.

Напомним, страны Запада, несмотря на то, что гуманитарная миссия согласована, не скупятся на критику и высказывают опасения, что гуманитарная миссия России может быть использована как предлог для вторжения.

Российские эксперты считают, что даже после всех согласований не исключены провокации. Такого мнения придерживается Директор Института стран СНГ Константин Затулин.

— Я не исключаю возможности провокаций в связи с гуманитарным грузом. В нашем мире, к сожалению, всё возможно, в том числе провокации в отношении гуманитарных конвоев. Мой личный опыт сопровождения гуманитарных конвоев в Косово уже после того, как контроль над Косово попал в руки косоваров и сил НАТО, говорит о том, что это, несмотря на, казалось бы, все гарантии и международные договорённости, всё равно остаётся достаточно тревожным и ответственным делом. Поэтому мне сейчас трудно предположить, какие именно провокации возможны.

Когда мы везли помощь сербам Косово, об этом было написано на грузовиках, и пограничники отказывались пропускать транспорт на территорию Косово, если мы не сотрём надпись «сербам». Они требовали, чтобы наш гуманитарный груз распределялся среди всех, кто живёт в Косово (то есть в основном достался бы албанскому большинству, к тому же державшему в блокаде целый ряд косовских сёл, деревень, монастырей, церквей и т.д.). А мы собирали эту гуманитарную помощь исключительно для того, чтобы помочь страдающему сербскому населению, которое оказалось в блокаде на собственной территории. Мы, в конце концов, настояли на своём. Но если бы были менее уверены в себе, то нас, по сути, заставили бы изменить цели нашего гуманитарного конвоя.

Хочу заметить, что от подобного рода вещей никто не застрахован. Конечно, Российская Федерация в этом вопросе проявляет твёрдость.

— Почему вопрос об оказании гуманитарной помощи оказался так политизирован?

— Вопрос о гуманитарной помощи часто политизируется. Так происходит, когда речь идет о зоне конфликта. Практически, всегда! Если речь идёт о том, чтобы облегчить, допустим, взаимоотношения, начинается дискуссия относительно того, какое обращение надо использовать. Например, от нас всегда требовали, чтобы мы, обращаясь, скажем, к лидерам непризнанных государственных образований на постсоветском пространстве, не писали «президенту Нагорного Карабаха» или «президенту республики Абхазия». Дескать, он непризнанный. Пишите «президенту самопровозглашённой республики Абхазия» и т.д. Общие правила дипломатического этикета говорят, что обращаться к человеку надо так, как он сам себя называет. В таких случаях конфликтующая сторона устраивает сцены вокруг обычного титулования – президентом мы называем этого человека или как-то ещё.

Если мы заинтересованы сделать дело, не надо реагировать на различного рода претензии, надо добиваться своего. А если мы не заинтересованы, то находим тысячу разных поводов для придирок, и в ситуации с юго-востоком Украины такие нюансы не исключены.

Есть склонность политизировать все на свете. В этом и состоит часть пропагандистской информационной войны, которую ведут против Донецкой и Луганской республики власти Украины и стоящий за ним Запад.

— Готовы ли в таком случае ЕС и США сами потратиться на оказание гуманитарной помощи и выделить для этого соответствующие финансы?

— ЕС и США сами вряд ли готовы раскошелиться. Я думаю, что они, так же, как в случае других территорий, как в Ираке, Ливии, Афганистане и т.д., больше говорят, чем делают, и в лучшем случае иногда позволяют разного рода международным организациям с западным участием или каким-нибудь другим структурам организовывать помощь от своего имени. Сами же Соединённые Штаты и Запад, мне кажется, на серьёзную гуманитарную помощь не пойдут, они будут оказывать ее лояльному к ним украинскому правительству и всячески наращивать возможности этого правительства. А дойдет ли помощь до адресата в Донецке и Луганске – в этом у меня есть серьёзные сомнения. На Украине всё разворовывается, в том числе гуманитарная помощь.

Поэтому помощь с нашей стороны должна предназначаться конкретно юго-востоку. Чем адреснее мы её оказываем, тем больше уверенности в том, что она попадёт в нужные руки.

— В начале беседы вы вспомнили Косово. Насколько можно провести параллели происходящего на Украине с ситуацией в Косово, которое стало началом прецедента передела границ?

— Начало переделу границ было положено раньше, еще в 1990 году, когда разразился югославский кризис. Черёд Косово настал в 1999 году и позже. К этому времени уже 9 лет Югославия полыхала в конфликтах. И на всех этапах этих конфликтов Запад выступал в роли благородного мэтра, который хотел бы облегчить людям жизнь в Югославии своим вмешательством. В результате этого конфликт затянулся на 15 лет. Конца и края нет этому конфликту до сих пор. Он находится в дремлющем состоянии.

Я напомню, вначале был распад Югославии и скоропостижное преобразование государственности союзных республик Словении и Хорватии. Это было сделано в тот момент, когда ещё существовало центральное правительство в Белграде. При этом принцип, в который обряжались Германия, США и другие страны, заключался в том, что нельзя ни в коем случае препятствовать воле народов к самоопределению. Независимость Хорватии и Словении признали, потому что народы стремятся к самоопределению. Принцип самоопределения народов был поставлен выше, воспринимался как приоритет по отношению к территориальной целостности.

Прошло несколько лет. В Боснии и Герцеговине, в одной из союзных республик, сербы захотели своего самоопределения. Они не могли ужиться с мусульманами, начались всякие столкновения. Было объявлено о создании, с одной стороны, Республики Сербской, а с другой — Мусульмано-Хорватской Федерации.

В этот момент Запад приложил все усилия, пошёл на вмешательство, на блокаду и т.д. для того, чтобы сохранить территориальную целостность Боснии и Герцеговины. Были заключены в середине 90-х годов Дейтонские соглашения. Я сам хорошо помню это время, потому что принимал участие во всех этих спорах, будучи депутатом первой Государственной думы, и помню, как нам доказывали, что территориальная целостность превыше всего. А когда мы говорили: «А как же воля народов к самоопределению? Например, сербы хотят, живя в Боснии и Герцеговине, объединиться с Сербией в составе Югославии, со своими соотечественниками», нам говорили: «Нет, это ни в коем случае, потому что впереди, выше всего территориальная целостность». То есть, через пять лет Запад поменял приоритеты. Вместо самоопределения на первое место вышла территориальная целостность.

Прошло ещё несколько лет после войны в Боснии и Герцеговине, началась история в Косово. Косово было автономным краем в составе республики Сербия. И нам опять заговорили о том, что территориальная целостность не так важна, как воля албанского народа Косово к самоопределению, и надо всячески его поддержать и т.д. В конце концов, дело дошло до, по сути, первой войны в Европе после окончания Второй мировой.

Сейчас Косово признала только половина стран мира. На этой территории есть анклавы, где живут сербы, которым фактически не дают возможности ни присоединиться к Сербии, ни участвовать в управлении территорией. При этом опять воля народа на самоопределение уже не важна, а приоритетом считается территориальное единство Косово под албанским руководством. А что там до сербов, которые вынуждены бежать со своей территории, сербского анклава Северная Митровица – это уже не важно.

Запад, пользуется тем, что конфликтующие принципы международного права равноценны, допускает разные толкования. В итоге Запад играет этими принципами, как на фортепьяно, нажимая то на одну клавишу, то на другую. В случае с Донецком и Луганском мы видим, что никто не готов вспоминать о праве народа на самоопределение. Здесь для Вашингтона и ЕС целостность Украины превыше всего. Если при этом эта целостность достигается ковровыми бомбардировками, «Градами», «Ураганами» – ничего страшного, это подается как законное право центрального правительства. Когда в центре города Киева стояли сторонники Запада, Евросоюза и т.д., власти не могли тронуть их пальцем, потому что таков принцип демократии. Если люди требуют иного, находясь в Донецке и Луганске, их можно убивать, можно сравнивать с землёй, потому что они сепаратисты и террористы – на том основании, что они против любимого Западом правительства в Киеве. Так что никаких принципов здесь нет. Есть двойные стандарты и жонглирование этими стандартами, выбирая каждый раз нужный тебе приоритет.