Выступление Константина Затулина на сессии «Россия после украинской кампании» XXX Ассамблеи СВОП

14 мая 2022 г.

Доброе утро, уважаемые участники!

Вы, конечно, помните основную дилемму диссертанта советской эпохи. «Писать надо то, что думаешь, или то, что надо?» — спрашивает соискатель у научного руководителя. Правильный ответ: «Писать надо то, что думаешь. А думать — то, что надо».

Мне нет ни смысла, ни возможности прикидываться. Я уже все написал про Украину. Можно открыть розданный Вам юбилейный сборник журнала «Россия в глобальной политике» и посмотреть. Есть отдельные граждане, и у нас, и на Украине, считающие меня и таких, как я, за все в ответе: на Украине, во всяком случае, я давно приговорён судами и всеми президентами, за исключением Кравчука и Януковича. Все де по Вашему сценарию.

Много чести. Не по сценарию, а по прогнозу. Две большие разницы, как говорят в Одессе.

В доме повешенного не говорят о веревке, и мудрые руководители СВОП назвали эту сессию «Россия после украинской кампании». То есть не будем о прелестях происходящего, а сразу заглянем за горизонт.

Ну, дорогие мои, не так быстро. Что будет с Россией после украинской кампании, зависит от того, как и чем она закончится. До того фантазировать, что будет, — всё равно, что требовать к ответу живого или мертвого. Для него и нас разница есть.

Поэтому несколько исповедальных слов о прошлом и настоящем прежде, чем о будущем.

Считал ли и считаю ли я Украину в том варианте ее существования и развития, который свершался с 1991 г., главной проблемой и угрозой для России? Да, безусловно. Были ли шансы и возможности столкнуть ее с антирусского пути, не прибегая к войне или специальной военной операции? Конечно были. Кто виноват, что этого не произошло? Сама Украина, заинтересованный в конфликте Запад и все мы в России, конечно. В разной степени, как и в случае с развалом СССР.

Таймер конфликта с Украиной был запущен с самого начала, в 1991 г. Многие этого не понимали или не хотели понимать. И среди членов нашего Совета тоже. Но скорость отсчета остающегося до столкновения времени разнилась. Первое ускорение случилось, на мой взгляд, в 1999 г. в результате ратификации в России подписанного в 1997-м Большого Договора «О дружбе, сотрудничестве и партнёрстве» с Украиной: мы сдали возможность держать Украину на правовом крючке, признав прежние административные границы между УССР и РСФСР государственными. Признали Крым и Севастополь украинскими без достаточных гарантий и условий. И сослужили плохую службу, поставив будущих руководителей страны перед необходимостью в 2014 г. нарушить взятые Россией обязательства.

Нас не то интересовало на Украине в 90-е годы: не русский язык и образование, не права русскоязычных регионов, не судьба общей церкви, а заводы, фабрики и газопроводы. А ещё больше мы были заняты собой. Приватизацией (это власть и бизнес) и погоней за мечтой о возвращении советского народовластия одновременно в Москве и Киеве (это оппозиция в Думе, КПРФ). Лично я, например, был исключён из Народно-патриотического Союза России за борьбу против ратификации Большого Договора. На заседании, которое вёл Геннадий Андреевич Зюганов. Он теперь об этом не вспоминает.

При Путине ситуация стала меняться, — но от уверенности, что все можно решить на «верхних этажах», через межэлитные договорённости с президентами и олигархами на Украине, мы слишком медленно переходили к необходимости собственной мобилизации в борьбе за умы и сердца своих вчерашних сограждан по другую сторону границы. Наша власть смотрела на многое глазами своих украинских фаворитов. Отвлекусь и признаюсь, что никогда в жизни не разговаривал и не встречался с Виктором Медведчуком: ни с его, ни с моей стороны никогда не было такой инициативы. Ну с его стороны понятно: кто такой этот Затулин? Мне же с самого начала было очевидно, что с Медведчуком мы тянем пустышку, как в домино. К сожалению, люди, принимавшие у нас решения, упорствовали в своей ставке, отвлекали себя от реальных необходимостей. Одна затяжка с раздачей российских паспортов на Украине сыграла свою роковую роль, соблазнив активное меньшинство решиться на майданы и перевороты. Разве рискнули бы, если бы треть, а то и половина граждан, живущих на Украине, имели бы в кармане кроме украинского российский паспорт? Мы не переборщили, а недоборщили с грамотным, умным и широким вмешательством в эти так называемые «внутренние украинские дела».

Новое, решительное ускорение таймера — 2014 год. Последствиями госпереворота, краха наших иллюзий и попыток соблазнения продажной украинской элиты стал Крым, а затем Донбасс. Российская власть перестала рассматривать два миллиона крымчан, а затем и вообще русских на Украине как заложников фальшивой российско-украинской «дружбы, сотрудничества и партнерства». Поезд конфликта встал на рельсы. Но сказав «А», в 2014-м не стали говорить «Б», остановившись у ворот брошенного Мариуполя. Мало кто теперь не крепок задним умом, переживая по этому поводу.

Запад увидел в конфликте на Востоке Украины шанс проучить Россию, нанести превентивный ущерб ей, как потенциальному союзнику Китая. Ослеплённая ненавистью к России Украина пошла на поводу, отказываясь от исполнения Минских соглашений. Время теперь работало не на нас: взяв на себя фактическую ответственность за Донбасс, мы не смогли под пулями и снарядами наладить там нормальную жизнь и достичь успеха в негласном, но очевидном соревновании: где же лучше живётся — в Донбассе или на остальной Украине, обнадеживаемой Западом?

Мы с Украиной восемь лет сидели на колесе, как в сюрплясе в гонках по вертикали. Я не велосипедист, — так и не совершил исторического перехода от трехколесного к двухколесному велосипеду, — но знающие люди говорят, что шанс проиграть больше у того, кто первым прервёт паузу, тронувшись с места. Тот факт, что 24 февраля мы «перешли границу у реки», что бы мы потом ни говорили, оказал и продолжает оказывать огромное влияние на мировое общественное мнение. А оно не должно было быть для нас безразлично. В 2008-м году с Грузией мы такой ошибки не сделали.

Но теперь у нас one way ticket. Запад, как мне кажется, от идеи ослабления и превентивного ущерба перешёл к плану нанесения нам ущерба, несовместимого с жизнью. Слишком велик соблазн, который растёт по мере затягивания спецоперации. Самое худшее — призрак советско-финской войны. Как известно, Гитлер сделал из неё ложный вывод, — что Советский Союз на глиняных ногах, — но цена его просчета не даёт повода к радости.

Не должно быть иллюзий — мы все в одной лодке, и поражение власти Путина — это пролог к развалу страны по образцу 1917 или 1991 гг. Надо побеждать любой ценой.

Присутствующий здесь Вячеслав Никонов в своей «Большой игре» сейчас повторяет дедовские слова: «Наше дело правое. Победа будет за нами». Но что есть победа? В чем она состоит для нас в сегодняшней ситуации? Была, как известно, сформулирована цель: нейтралитет и невступление Украины в НАТО, демилитаризация, денацификация, признание возвращения Крыма и независимости республик Донбасса. Я не верю в достижение этих целей, пока на Украине существует нынешняя власть и территории под ее контролем.

В состоянии ли мы свергнуть Зеленского и/или не оставить ему земли под ногами? У нас хватает выдающихся экспертов и аналитиков, которые настаивают на том, что в ходе спецоперации мы должны дойти до конца, до границы с Польшей. Потому что иначе враждебная нам Украина продолжит существование. Было бы странным с моей стороны бороться за сохранение враждебной Украины. Но можем ли мы рассчитывать на успех «освободительного похода Красной армии» на Западную Украину? А самое главное, не приведёт ли он к повторному запуску троянского коня в наше историческое пространство? О такой опасности ещё в 1904-м году предупреждал министр внутренних дел Дурново, предостерегая царя от Галиции.

Ответ на вопрос о пределах возможного в ходе военной операции — за нашим военно-политическим руководством. Что же касается нейтралитета, демилитаризации и денацификации, то я не верю в это на территориях, которые останутся под контролем правительства Украины. А значит, ограничиться признанием Крыма и республик Донбасса, чего тоже не достичь переговорами, было бы поражением на перспективу. Не говоря уже о том, что поставило бы под вопрос все достижения в Херсонской, Запорожской и других областях Украины.

Нужно взять своё, Новороссию, чтобы максимально ослабить враждебную Украину и продолжить неизбежную с ней борьбу в других формах. Сапармурат Туркменбаши, объясняя запрет балета в Туркмении, в своё время сказал: «В крови туркмен нет балета». Мы вправе решить, что в крови украинцев нет моря, а рыбу можно ловить в прудах и реках. Самое главное — возвращение Украины к статусу сухопутной страны поумерит амбиции всяких Джонсонов строить военно-морские базы на украинском побережье, снабжать Украину оружием по морю и рассматривать императорский кораблестроительный завод в Николаеве как добычу Британской короны. Без выхода к приднестровско-молдавской границе мы поощряем идеи расправы с Приднестровьем, которые уже готовятся осуществить. Я убеждён, что стратегически город-герой Одесса гораздо важнее, чем город-герой Киев. Если приходится выбирать.

Вопрос о том, как должна быть устроена власть и какую форму она должна принять на освобождённых территориях, принадлежит ближайшему будущему: включение в РФ, присоединение к ДНР и ЛНР, формирование новых республик, вроде Херсонской, по их образцу или даже «Украины 2.0». Главным в вопросе послевоенного устройства должны быть гарантии его для России и самочувствия местного населения. Тем более, что, как я уже сказал, надеяться на прочный мир не приходится.

Гораздо больше сейчас волнует вопрос, как добиться решающего перелома в войне, несмотря на всю Западную королевскую рать. Как организовать единение фронта и тыла, чтобы свести к минимуму сегодняшнюю разобщенность. Некоторые уважаемые мной люди черпают оптимизм в том, что бардака на Украине по определению больше, чем у нас. Соглашаясь с этим, не могу не заметить, что зато у Украины теперь есть за ней смотрящие на Западе. Во Вторую мировую они поставляли нам «студебеккеры», на Украину теперь они отправляют кое-что летальнее и современнее. Я уже давно говорю, что без нового издания Государственного комитета обороны мы вряд ли обойдёмся. Дело не в ограничении демократических прав и свобод, а в том, чтобы провести всюду единую волю во имя победы. Разве у Сталина в 41-м году было мало власти? Чрезвычайная ситуация, война требует чрезвычайных решений и структур.

После того, как в борьбу на Украине так откровенно вмешался Запад, специальная военная операция с каждым днём все больше приобретает для нас характер Отечественной войны. Это нужно понимать. И люди, в большинстве, это понимают. Оставьте узким специалистам рассуждения о «прокси-войне», «гибридной войне» и др. Это Отечественная война, потому что от ее исхода зависит судьба России.