Выступление Константина Затулина 14 мая 2025 года на торжественном собрании в Сухуме, посвященном 80-летию Владислава Ардзинба

Ведущий: На сцену приглашается Константин Фёдорович Затулин, депутат Государственной Думы Российской Федерации.

Указом Владислава Ардзинба Константину Фёдоровичу присвоено звание «Почётный гражданин Республики Абхазия».

К. Затулин: Дорогие друзья, сегодня день рождения и День Памяти великого человека, вождя, который привёл свой народ к победе. А победа, говорят, — это то, что нельзя ничем заменить. И, конечно, в зале Светлана, Мадина, близкие люди, которые работали, боролись вместе с Владиславом за эту победу. Но до обидного скоро, как бы нам не хотелось, на смену нам придут другие поколения, и они должны будут знать, кем действительно в наших глазах, в глазах современников был Владислав Григорьевич.

Что у меня сохраняется в памяти, когда я думаю о Владиславе, вспоминаю Владислава Григорьевича? Ну, конечно, мы любим наводить хрестоматийный глянец, особенно когда рассказываем истории о замечательных людях. Я, например, уверен, абсолютно не сомневаюсь, что Владислав очень любил детей. Но я-то знаю, что в моей памяти он остался прежде всего теми своими качествами, которые именно его характеризовали. А это – ум, воля и достоинство. Его ум, безусловно, унаследован от родителей, от абхазского народа. Он развил его в школе, в вузе, в научной деятельности. Он с детства, мы знаем, и в более зрелые годы демонстрировал свои способности, был высокообразованным, интеллигентным человеком. Об этом я, конечно, узнал, когда с ним встретился, познакомился, это было в 92-м году.

Очень важно подчеркнуть его преданность научной мысли. Президент Республики Абхазия Бадра Зурабович Гунба уже подробно сказал об успехах Владислава Григорьевича в науке. Помню, как в очередной приезд я думал над тем, чтобы не с пустыми руками явиться к Владиславу Григорьевичу, решал, что бы ему подарить. Нашёл сборник избранных статей Института востоковедения Российской академии наук за все время существования. И там была статья Владислава о хеттах. И когда я подарил эту книгу, я понял, что лучшего подарка я бы ему не нашел. Потому что он, высочайше образованный человек, гордился своим вкладом в науку.

 Мне приятно было сознавать, что мы оба историки, хоть и разных периодов. Я закончил Московский университет, он оканчивал другие учебные заведения. Но вот это понимание истории, как мне кажется, привело его сначала в науку, а затем и в политику, и в государственную деятельность.

О том, насколько он был достойным человеком, человеком чести я  написал за год до его смерти. Меня тогда попросили написать свое в книгу «Эпоха президента Ардзинба». Может быть, кто-то из вас ее знает и читал эти воспоминания. Он еще был жив. Я тогда написал, что, вы знаете, достоинство Владислава Ардзинба не позволило бы никому из его врагов его оскорбить. Даже если бы в ходе войны сложилось так, что он был бы захвачен — и, конечно, враги бы его убили, тут нет никаких сомнений, — он бы погиб. Но он бы погиб, смело смотря в глаза тем людям, которые собираются его убить, и они не посмели бы поднять на него руку. Есть такая французская поговорка – «Нельзя прикасаться к голове принцев». Это значит, что особу королевской крови можно казнить, как казнили Карла Стюарта во время Английской революции или Людовика XVI в годы якобинской диктатуры, но ударить по лицу его нельзя, потому что рука не подымется. Вот таким был Владислав Ардзинба в моей памяти.

Конечно, тут уже говорил только что Сократ Рачиевич, я хочу это подтвердить: с моей стороны было бы нечестно говорить, что у него безоблачным образом во все времена складывались отношения с Россией. Это неправда, конечно. И были времена, когда ему и нам в России, кто разделял его чувства и справедливое отношение к Абхазии, приходилось бороться с властями и чиновниками в Москве. Приходилось бороться за то, чтобы отстоять право на самоопределение и не дать перечеркнуть победу Абхазии.

Хорошо помню, когда только нас избрали в Первую Государственную Думу, я возглавил в ней такой прифронтовой Комитет по делам СНГ и связям соотечественниками. Он так и до сих пор называется, хотя было бы правильнее его назвать Комитетом по делам бывшего Советского Союза. И одним из первых наших дел были как раз первые в истории парламентские слушания в новой Государственной Думе, которые были посвящены грузино-абхазскому конфликту. И мы заслушали все стороны, мы пригласили представителей Абхазии, Южной Осетии и, конечно, Грузии тоже. И у нас было огромное беспокойство, потому что как раз намечался в начале 94-го года визит Бориса Ельцина в Грузию, и подготовлен был для подписания договор о военном союзе. В соответствии с которым Россия брала на себя обязательство перевооружить грузинскую армию, потерявшую все свое вооружение здесь в 93-м году. Создать ее заново, создать по сути армию реванша.

И вот мне тогда удалось добиться в Государственной Думе, что все фракции новой Государственной Думы, — включая «Выбор России», что было удивительно, где были Гайдар, Бурбулис и все остальные, и Козырев, кстати говоря, — обратились к президенту Ельцину накануне визита. Он поехал в Грузию, но договор не подписал, потому что к нему обратились все фракции Государственной Думы, попросив или потребовав, что точнее, не начинать таким образом новый виток конфликта в Абхазии, не заниматься вооружением грузинской армии.

(Аплодисменты)

Я помню возмущение «козыревщиной», которая всё время выплёскивалось в стенах Первой Государственной Думы. И среди руководителей северокавказских автономий, которые, конечно, понимая чувства своего населения, выступали против того, чтобы абхазов объявляли, как в XIX веке, «виновным народом». Мы вместе добились, чтобы Ельцин приказал Козыреву выслушать в МИДе тех, кто выступает против его линии в грузино-абхазском конфликте. Это, конечно, отдельное было интересное событие, потому что я тогда понял, что такое манипулятор. Ловкий, беззастенчивый, бессовестный манипулятор.

Козырев вынужден был пригласить всех нас. Я сидел рядом с Джаримовым Асланом Алиевичем, президентом Республики Адыгея. Коков, Галазов, все были. И мы все кипели, чтобы высказать то, что наболело по поводу порочной политики российского МИДа по отношению к Абхазии. Было много журналистов, телевидения. Вначале выступает хозяин встречи.  Козырев излагает свою точку зрения – почему надо именно так, почему надо поддерживать территориальную целостность Грузии, почему нельзя потакать сепаратизму на Кавказе. Мы вынуждены это все слушать. Заканчивая свои речи, Козырев поднимает глаза, как будто бы он впервые увидел журналистов, и говорит: «Дорогие друзья, у нас очень доверительный разговор. Прошу вас покинуть зал».

И все журналисты уходят, потому что у нас «доверительный разговор». После этого два часа мы костерим козыревскую политику, разносим ее в пух и прах. Но этого никто кроме нас, не увидел и не услышал, потому что все, что показали по телевизору, — выступление Козырева, как мы все сидим и слушаем его речи про правильную линию МИДа на Кавказе.

Самое главное, когда я говорю об этом, о том, что уже осталось в 90-х года: Владислав, конечно, вынужден был с этой официальной Россией поддерживать отношения, добиваться признания интересов Абхазии. И, конечно, ему много крови попортили, сократили, я уверен, его жизнь, эти его споры, эти его столкновения. Но он никогда не позволял себе упрекать, подозревать и ошибаться в русском народе. В те времена было две России, когда дело касалось Абхазии: была официальная Россия какое-то время, козыревская и ельцинская, и были те люди, депутаты, простые люди, военные, наконец, — которые помогали, я знаю, вы все знаете, в ходе самих военных действий абхазской стороне, понимали, находясь на земле, находясь в гуще, что происходит.

Владислав всегда видел, понимал разницу. И я всегда знал, всегда это понимал. Нелишне напомнить об этом сегодня.

И наконец, наверное, последнее, что я хотел бы сейчас сказать. Вот тут сказали, что я Почётный гражданин Республики Абхазия. Это самое главное моё звание. Самая главная моя награда за все годы моей политической и общественной деятельности. Я так считаю.

(Аплодисменты)

И вот когда мы прощались с Владиславом Григорьевичем, на его похоронах в филармонии мне пришлось выступать. Я хочу повторить то, что я сказал. Не все, конечно. Я сказал, что мы, русские, верим, что все наши святые, герои, мученики, исповедники 24 часа у престола Всевышнего молят за нашу страну, за Россию, за русский народ.

(Аплодисменты)

Бог Анцва, наверное, призвал Владислава, чтобы посоветоваться с ним, что делать и как дальше жить Абхазии, абхазскому народу. Так давайте же будем достойны, так чтобы ему там было за нас не стыдно. Спасибо.

(Аплодисменты)