Выступление Константина Затулина на «Соловьевских чтениях» в рамках XVIII фестиваля «Великое Русское слово». Крым, Ливадия, 7 июня 2025 года

В самом начале хочу выразить глубокое удовлетворение от того, что все мы сегодня собрались. Это уже в пятый раз, как уже было сказано, в рамках фестиваля «Великое русское слово» к учреждению которого и проведению которого все эти годы мы тоже имели прямое отношение.

Напомню, что фестиваль «Великое русское слово» впервые прошел в 2007 году и с тех пор сначала Верховный Совет, а затем Госсовет Республики Крым всегда брал на себя ответственность за проведение этих фестивалей. У них были разные покровители на высоком государственном уровне, но в любом случае инициатива всегда исходила от Крыма, представителей Крыма. Это конечно символично, это важно. Именно поэтому свои «Соловьевские чтения», которые вот уже в третий раз проходят в рамках фестиваля «Великое русское слово» мы проводим здесь, в Ливадийском дворце.

Мы конечно любим город-герой Севастополь, любим Черноморский флот. И эта любовь в России экстерриториальна, она не привязана к какому-то конкретному региону, где любят больше или меньше. Это чувство, которое, как мне кажется, испытывают все жители нашей страны, даже те, которые никогда не видели Крыма и Севастополя, Черноморского флота. Во всяком случае могу сказать про себя.

Тут вот Сергей Павлович (Горбачев) сказал, что я избран депутатом. В первый раз я был избран депутатом в 93 году. Это была первая Государственная Дума и в этой первой Государственной Думе мне пришлось возглавить впервые созданный комитет по делам СНГ и связям с соотечественниками, где я теперь первым заместителем. В 93 – 95 годах я был председателем. Могу сказать, что с тех пор это такой прифронтовой комитет.

Потому что уже к 93 году стало ясно – взошли всходы этой эйфории суверенитетов, независимости, уже во всю нарисовалась проблема русских за рубежом, наших соотечественников, которые оказались людьми, от которых уехало государство. В отличие от предыдущих волн русской эмиграции, которые вынуждены были принять собственное решение покинуть страну в Гражданскую войну или оказались перемещенными лицами по итогу Второй мировой – Великой Отечественной или, затем несогласными с советской властью, как диссиденты в 70е годы. В 91 году произошло нечто худшее – от людей уехало государство. Русские люди еще какое-то время пребывали в уверенности, что все будет по-прежнему, ведь их для этого вводили в заблуждение разного рода Беловежскими соглашениями, созданием Содружества независимых государств. Которое, конечно, будет лучше, будет крепче, будет во всех отношениях комфортнее для людей, чем Советский Союз, который подвергался в тот момент осуждению и в конце концов, как мы знаем, распался. Но это был обман. И уже к 93 году становилось ясно, в 94-м, 95-м.

Я прекрасно помню, что когда мы стали эти темы поднимать на заседаниях первой Государственной Думы и в рамках деятельности нашего комитета по делам СНГ, ни один вопрос не вызывал такого сочувствия у наших граждан в России, ни в одном вопросе они не были настолько едины, как в осуждении того, что Крым и Севастополь оказались за рубежом. Да, не только эти территории, — целый ряд других исторических наших территорий оказались за рубежом. Но отношение к тому, что именно отсутствие Крыма и Севастополя в составе Российской Федерации является вопиющей исторической несправедливостью, всех объединяло. И всегда, когда этот вопрос возникал, мы получали поддержку. Кто-то мог не разбираться в существе конфликта в Нагорном Карабахе или, допустим, в Абхазии и Южной Осетии, но когда дело касалось Крыма и Севастополя, было практически общее мнение, что надо сделать все для того, чтобы в Крыму и Севастополе люди чувствовали себя так, как в России.

Да, в 90 годы мало кто представлял, к чему в самом деле приведет развитие отношений между Россией и Украиной. Было, с одной стороны, много иллюзий. А с другой стороны у нашей власти были в тот момент другие приоритеты. У нас в стране дикая приватизация, ваучеризация.

В 1994 году Крым и Севастополь поднялись на первую Крымскую весну, когда в результате выборов к власти пришел президент Мешков, новый состав Верховного Совета, который возглавил Сергей Павлович Цеков (у Сергей Павловича такая же судьба как у меня: он председателем Верховного Совета был в 94-95 годах и с тех пор он, и сегодня, первый заместитель председателя. Также и я делаю обратную карьеру – из председателя перешел в первые заместители председателя комитета. Так бывает, ничего страшного). В тот момент Крым не сходил с полос газет, крымская проблема будоражила умы в Киеве, но, к сожалению, официальной России тогда было не до Крыма. Ограничились тем, что смотрели на все происходящее в Крыму как на чужую проблему.

Российская власть при Ельцине, при Козыреве ничего не сделала для того, чтобы поддержать волю Крыма и Севастополя к самоопределению. Напротив, люди, которые выступали за это, объявлялись чуть ли не провокаторами, которые разжигают ненависть между народами, предъявляют территориальные претензии, что недопустимо в условиях распада Советского Союза и т. д. Их старались не пускать на телевидение: в каждом случае, когда они о чем-то говорили, их замалчивали, пытаться загнать в маргинальное политическое поле.

Дело доходило до того, что когда Верховный Совет Российской Федерации (еще до Государственной Думы) принял известное решение о российском статусе Севастополя, Ельцин и его команда публично это решение дезавуировали, не остановившись перед тем, чтобы позволить осудить его в Совете безопасности ООН. А за день до этого голосования в Верховном Совете сам Ельцин распинался перед рабочими на Липецком заводе о российском городе-герое Севастополе. Сведение счетов с Верховным Советом оказалось для Ельцина важнее очевидного национального интереса.

Мы пытались, конечно, найти свой ответ. Все 90-е годы я фактически был в оппозиции к действующей власти, хотя и в разных форматах: в «Конгрессе русских общин», в «Отечестве — Всей России». Мы вместе с Юрием Михайловичем Лужковым и другими людьми боролись за то, чтобы в Крыму, в Севастополе не забыли о России и чтобы Россия – это не менее важная была задача — не забыла о Крыме и Севастополе. Мы сразу увидели в поведении моряков Черноморского флота, в позиции Военного Совета, командующего флотом в 91-92м и его преемников во главе Черноморского флота тех, кого надо всячески поддержать. В деятельности Правительства Москвы, которое возглавлял Юрий Михайлович Лужков, эта линия всегда присутствовала. Именно в результате этого в Севастополе появился целый Лужковский квартал, школа, филиал Московского университета. Уж не говоря о том, что именно на деньги Москвы был восстановлен и вновь вошел в строй крейсер «Слава», который по тому случаю получил название крейсер «Москва». И служил честно Черноморскому флоту и Росси вплоть до своей гибели в ходе специальной военной операции.

У меня дома висит такое панно: сделанная с Графской пристани фотография возвращения крейсера «Москва» после событий 2008 года в Севастополь. Люди с флагами, которые его приветствуют на всех берегах Севастопольской бухты. Входит флагман Черноморского флота, которому, из-за участия в действиях против зарвавшейся Грузии тогдашний президент Украины Виктор Ющенко запретил возвращаться в украинский Севастополь. Ну конечно, этот запрет не стоил той бумаги, на которой был написан – люди встречали «Москву» как героя. Всегда во главе Черноморского флота корабль с таким названием напоминал всем живущим в Севастополе, в Крыму, на Украине, что Москва продолжает оставаться на этих берегах.

Но война есть война. Сейчас идет специальная военная операция, мы понимаем, что специальная военная операция – это война. Выступая здесь позавчера, я еще раз свою точку зрения изложил. Хочу ее еще раз подтвердить: я считаю, что все, что происходит, конечно является войной, причем войной, которая имеет две ипостаси. Одна ипостась – это отложенная Гражданская война между теми, кто за сохранение общего пространства, общей памяти, общей истории, традиций, за то, чтобы в будущем мы развивались не только помня, но и используя этот фактор, теми, кто был против распада Советского Союза, и теми, кто со всеми своими независимостями хочет как можно быстрее отчалить от этого общего пространства, найти себе союзников где угодно, но только не в России. Вот эта Гражданская война происходит на наших глазах.

Но это одна ипостась этой войны. Как только она началась в 2022 году, она сразу превратилась в Отечественную войну России с западным миром, с тем Западом, который хочет Россию зачеркнуть. И вот то, что сейчас происходит, на мой взгляд, это переплетение этих событий. Конечно, мы хотим победы. Но мы должны дать и ответ, в чем эта победа может и должна состоять. Достижимо ли, все ли, что мы хотели, у нас получается.

Я думаю, что сегодня в ходе обсуждения будут конечно разные точки зрения высказаны. Я еще раз хочу подтвердить, что у нас нет никакого принудительного темника, о чем говорить, а о чем не говорить – это чтения. А чтения подразумевают, что высказывают то, что вы хотели сказать, то, чтобы вы хотели, чтобы было услышано.

Мне кажется, что на сегодняшний день брезжит надежда на то, что войну удастся остановить. Но каковы будут итоги? Здесь, как вы знаете, диаметрально противоположные мнения у нас и наших противников. Они пытаются во чтобы то ни стало протащить свою версию, мы в свою очередь добиваемся того, чтобы победа была за нами. И мне кажется, что мы эту победу одерживаем, когда речь идет, например, о столкновении с Западом.

Когда дело касается Запада, уже очевидно, что нет того монолита, которым Запад представлялся в первые годы, в начале военных действий, когда американской администрации удалось консолидировать, затушить голоса критиков, сплотить Запад против России. Сказать, что поднявшаяся тогда волна русофобии сегодня на той же высоте, уже нельзя.

Потому что мы видим, что ищет выгоду в выходе из этого конфликта сегодняшняя американская администрация. Опять же, не потому что они очень любят Россию, жить без нее не могут. Просто потому что они сделали вывод, что их интерес главный сосредоточен совсем в другой части мира, что они должны сегодня переключиться на конкуренцию со своим главным экономическим, а может быть и политическим конкурентом Китаем. А дальнейшее продолжение войны заталкивает Россию все глубже в отношения с Китаем, а этого они бы очень не хотели.

Вот это кошмар американских геополитиков – союз между Китаем и Россией, который гарантирует в данном случае Китаю безопасность и возможность продолжать развиваться экономически. А экономически он хорошо сегодня показывает темп, который оставляет западный мир позади. Для них это такой же кошмар, какой для германских политиков в 19 веке была идея войны на два фронта: каждый раз предупреждали, что ни в коем случае нельзя допустить войну на два фронта и каждый раз они попадали в эту ситуацию. Также и Киссинджерам, и Никсонам, всем другим всегда казалось, что нельзя допустить, чтобы отношения между Россией и Китаем, между Советским Союзом и Китаем были нормальными. Господствовала во времена Киссинджера и Никсона формула, что по отдельности отношения США с Китаем, отношения США с Советским Союзом должны быть лучше, чем отношения между Советским Союзом и Китаем. Надо все делать для того, чтобы их сталкивать лбами. Они пошли на то, что открыли на Китай рынки, чтобы он быстрее развивался, передали ему технологии. Сегодня они конечно пытаются Китай сдержать, а в тот момент они помогли ему подняться для того, чтобы он противостоял Советскому Союзу, и они надеялись, что так будет длиться вечно.

Этого не произошло. И сегодня эта часть Запада – Трамп и его единомышленники – насколько я понимаю, хотят сделать из этого вывод: надо постараться вернуться к этой формуле, надо постараться удержать Россию от союза с Китаем. Но есть еще и другие домашние задания вроде Ближнего Востока, где они тоже хотят утвердить свою повестку, надеются, что Россия не будет мешать в благодарность за их посреднические усилия. Не даром в последнем разговоре, который был между Трампом и Путиным казалось бы на темы, связанные с Украиной, сам президент Соединенных Штатов в своем телеграм-канале большую часть информации посвятил об этом разговоре тому, что обсуждали Иран, что делать с Ираном, как остановить ядерную программу Ирана и так далее. Они явно хотят взять свою цену за то, что они сегодня по крайней мере внешне демонстрируют желание, чтобы эта война закончилась.

Но есть и другие на Западе, мы себе это прекрасно представляет. Не надо их сбрасывать со счетов. Это Европа, которая раскочегарилась, и политические деятели, которые сделали себе имя на противостоянии России, они не могут от этого просто так отказаться, выйти из этого, происходит то, что происходит. Я хотел бы обратить ваше внимание, что и здесь не все так монолитно в этой Европе и Европейском Союзе. Пока мы с вами здесь сегодня заседаем, что произошло в Словакии? В Словакии месяц назад были сданы президенту Словацкой Республики подписи для проведения референдума о выходе из санкций Европейского Союза. В соответствии с законами Словакии нужно было собрать 350 тысяч подписей и передать их президенту, у которого был месяц для принятия решения об объявлении или отказе от такого референдума. Они собрали 400 тысяч подписей. Эта работа шла всю вторую половину прошлого года и первую половину этого года. Что такое 400 тысяч для Словакии? Это десятая часть словацкого населения. И подождав весь этот срок – месяц, президент Петер Пеллегрини отказался проводить этот референдум.

Конечно, на Словакию, она маленькая страна, оказывает давление и Европейский Союз, и НАТО. Но возмущение в Словакии тем, что президент поддался этому давлению, захлестнуло словацкое общество и позавчера словацкий парламент 56 голосами, то есть большинством, принял резолюцию о выходе из санкций.

Что сейчас творится в Словакии и рядом со Словакией? Это отдельный разговор. Просто хочу сказать, что это любопытная ситуация. Словакия в течение первых лет специальной военной операции была хабом для поставки бывших советских вооружений для Украины – через Словакию скупали все эти советские оставшиеся в Восточной Европе амуницию, вооружение и поставляли Украине. Как видим, Словакия на народном уровне демонстрирует свое нежелание участвовать в отличие от соседней Чехии. Так что далеко не един этот Запад, и мы должны делать все для того, чтобы его разобщить, и чтобы они отказались от этой своей миссии крестоносной на Украине.

Все это темы очень важные. Мне кажется, что на данный момент, когда дело касается Отечественной войны с Западом, мы эту войну выигрываем. Но так ли все у нас благополучно с победой в гражданской войне на Украине? Если нам продолжают сопротивляться, если с той стороны это сопротивление не ослабевает, более того, мы видим, что пытаются – конечно, это подтверждение слабости, все, что касается терактов, все, что касается атак на удаленные объекты – это желание произвести впечатление свидетельствует о том, что военные дела плохи на самом деле и надо отвлекать внимание вот этими акциями. Терроризм – это удел слабых. Это давно известно. Но тем не менее, сказать, что у нас все безоблачно и мы вот в этой борьбе за умы людей, побеждаем, я такого сказать, к сожалению, не могу. И мы должны очень внимательно проанализировать свою собственную пропаганду, свои собственные суждения по этому поводу. Я лично исхожу из тезиса, который однажды был озвучен в статье нашего президента Владимира Владимировича Путина: русские и украинцы – это один народ. Исторически это так. Это не значит, что на этом основании мы сегодня должны развить тезис, что украинцы вообще не существуют, отказать им в праве на самость. Это не поймут люди, которые находятся на Украине, это даже здесь в Крыму сложно осуществить. В Крыму три государственных языка: русский, украинский и крымско-татарский. И мы должны понимать эту тонкую грань. Это не наше дело – заниматься украинизацией, как это было в советские времена. Но мы должны одновременно понимать, что по итогам военных действий Украина все равно сохранится в той или иной форме, она сохранится – значит надо будет вновь научиться своей способности бороться за народ Украины изнутри. Бороться за Украину изнутри, провозглашая тезис, что украинцев не существует, невозможно. Это надо понимать. Этот моя точка зрения, она не всегда разделяется, просто я счел необходимым об этом сказать.

Роль Крыма в этой борьбе за Украину все равно мирно или военно является очень важной. Именно поэтому мы в свое время создали здесь Институт стран СНГ в Севастополе. Одно время у нас существовал Институт стран СНГ в Крыму параллельно с Институтом стран СНГ в Севастополе, существовал Институт стран СНГ в Киеве, сейчас он по понятным причинам не работает, так как не может работать в той обстановке, которая там сложилась. Институт стран СНГ в Севастополе отметит скоро свое 20-лети. Именно потому мы его создали, что нужно было в условиях «оранжевой революции» 2005 года здесь в Севастополе и Крыму держать этот флаг, сплачивать людей, поддерживать крымчан, севастопольцев. Но Крым вернулся в 2014 году. Конечно, я с сомнением слежу за публикациями, телевизионными выступлениями, где представляют дело до нельзя упрощенно, что в 2014 году в результате спонтанного всплеска, связанного с переворотом на Украине, Крым, Севастополь вернулся. И до этого как бы ничего не было, а в 2014 году вдруг все произошло по мановению волшебной палочки. Для того, чтобы это так произошло, все это время нужно было заниматься тем, чем мы занимались и прежде всего, конечно, сами крымчане и севастопольцы. И вот после 2014 года именно отсюда, из Крыма нужно налаживать мосты, искать способы работать с населением Украины, потому что Крым еще недавно был в составе Украины, здесь лучше, чем где бы то ни было понимают, что можно, чего нельзя, к чему надо прибегнуть, чего опасаться. Вот поэтому мы проводим эти «Соловьевские чтения» — это один из наших инструментов.

И в заключении хотел бы сказать, что память об адмирале Соловьеве для нас очень дорога. Он был моим другом. Я можно сказать убедил его вернуться от уже отставной жизни в Белгороде, вновь окунуться в гущу крымских и севастопольских событий. До этого мы вместе с ним в 2002 году – и он играл в этом большую роль, по сути он был начальником этой экспедиции – отвезли гуманитарный груз сербам в Косово, по территории России, Черному морю, через Болгарию, Македонию, в Косово. Была такая акция проведена нами. И он был руководителем этой экспедиции. Затем он в течение 14 лет возглавлял этот Институт. И конечно нам дорога память этого человека, как дороги все, кто здесь присутствует, кто все эти годы, служа на флоте или уже выйдя в отставку, продолжал делать максимум возможного для того, чтобы мы здесь чувствовали себя уверенно на Черном море, на черноморских берегах.